Юля Баталина

Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

«Очень может быть, что мою музыку не полюбит никто, кроме меня»

Дмитрий Курляндский — о вампирах, современной опере и Академии современной музыки в Чайковском

Поделиться

Дмитрий Курляндский, как он сам говорит о себе, — композитор, который «достаточно активно занимается своей профессией и имеет шанс ею заниматься», что бывает нечасто. Продвинутым пермским меломанам он хорошо известен, поскольку вот уже четыре года ведёт совместно с председателем Пермского отделения Союза российских композиторов Игорем Машуковым Академию современной музыки в Чайковском. Сейчас Курляндский находится в Перми по другой приятной причине: в Пермском театре оперы и балета готовится премьера оперного спектакля «Носферату», который создали два Теодора — дирижёр Курентзис и режиссёр Терзопулос, а также и два Дмитрия — композитор Курляндский и автор либретто Димитрис Яламас. Пермским зрителям предстоит очень непростое переживание, и Дмитрий Курляндский не намерен облегчать им жизнь.

— Расскажите об истории «Носферату»...

— Опера начинается с либретто. Вначале было слово! В нашем случае всё началось с идеи Теодора Курентзиса, который предложил Димитрису Яламасу написать либретто оперы про Дракулу для другого композитора, но Яламас, с которым нам уже доводилось работать, предложил мою кандидатуру. Либретто мы написали вместе, таким образом, в организации текста уже содержится музыкальный ритм, задана структура музыки. Писали в 2009—2011 годах, так что опера уже не вполне новорождённая... Хотя и не вполне ещё родилась. Такой парадокс.

— Нам обещана непривычная, новаторская музыка. А можно по-простому так, по-русски объяснить, чем она отличается от «просто музыки»?

— Понимаете, большинство людей любят то, что им уже знакомо. Для них ценен момент узнавания. Для меня, напротив, ценна радость неузнавания. Мне неинтересно, чтобы публика слушала музыку в едином порыве, мне интересно, чтобы каждый слушал по-разному, чувствовал по-разному, чтобы возникла непохожесть чувствования!

Это важно ещё и потому, что в последние годы искусство, и музыка в частности, стремится к тотальной индивидуализации стилей и языков, когда язык и стиль начинают ассоциироваться не с каким-то коллективным автором, не с несколькими именами, которые представляют этот стиль, а с одним вполне конкретным автором. Допустим, если можно достаточно легко себе представить музыку барокко или классицизма, то музыку Дьёрдя Лигети можно охарактеризовать как музыку Лигети и больше никак. Эта индивидуализация мне кажется принципиально важной и естественной в сегодняшнем пространстве искусства и творчества.

Мотивация каждого автора в обращении к тому или иному звуковому инструменту, приёму, принципу организации времени и так далее находится внутри самого автора, она отражает его психологические и даже физиологические особенности. Эта музыка является зеркалом меня.

— Есть люди, не обязательно стремящиеся к «радости узнавания», любящие новое, но в то же время стремящиеся найти в музыке прежде всего красоту, а не оригинальность. Как вы думаете, в вашей музыке есть красота?

— Безусловно! Но красота есть во всех нас. В каждом отдельном человеке. Это то, что живёт в тебе, это твоя способность внести эту красоту в то, что ты видишь и слышишь. Вне человека красоты нет. Если её нет в тебе, то её и не будет вне тебя.

Для нас самый красивый человек — близкий и любимый, но далеко не всегда он является красивым для окружающих. Или мы вдруг влюбляемся в какую-то, я не знаю, найденную, сломанную... Камушек какой-то сломанный! Нам кажется, что это воплощение красоты. А дальше возникает момент инерции: мы пытаемся понять, а видит ли кто-то ещё эту красоту в этом камушке? И здесь начинается преломление: с оглядкой на других — это уже не красота. Красота индивидуальна.

— А может ли так случиться, что никто, кроме вас, эту музыку не полюбит?

— Может, конечно! Все прочие люди могут счесть её некрасивой, точно так же, как есть люди, которых никто не считает красивыми, но это не значит, что они некрасивы.

— Вы отрефлексировали то, что сочиняете произведение на очень попсовую тему? Вампиры же в моде!

— Цели сопротивления модной теме у нас не было. Но то, как мы раскрываем эту историю (я думаю, в течение 15—20 минут после начала, а может и раньше), сделает для зрителя понятным, что речь идёт не о том вампире, что в моде; что наш Носферату — это некий архетип.

Для меня это речь об Аиде, который живёт в нашей крови. Это наш внут­ренний Аид. Именно из-за того что он живёт у нас в крови, и пришло название «Носферату».

— Но ведь изначальная идея Теодора Курентзиса была именно про вампира...

— Это было шесть лет назад. Когда Димитрис Яламас начал работать над текстом, идея сразу же трансформировалась, это был уже никакой не Дракула. Яламас уже думал об Аиде. Потом на каждом этапе работы над оперой первоначальная идея деформировалась, мутировала. К началу 2010 года либретто сформировалось в том виде, в котором оно сейчас есть, и тема вампиризма в нём не принципиальна. Она здесь для того, чтобы от неё отказаться.

— Много говорят о кризисе современной оперы. Существует ли этот кризис, или о нём только говорят, а на самом деле он не существует?

— Кризис в современной музыке существует, но это не кризис оперы как жанра. Он связан с тем, что раньше, до изобретения звукозаписи, музыку слушали только современную, и лишь в эпоху звукозаписи искусство, в том числе музыка, институциализировалось. Появился институт музыки — возникли концертные агентства, какой-то набор людей, которые, в общем-то, к музыке не имеют отношения, но имеют отношение к её распространению и популя­ризации. Соответственно, сегодняшняя жизнь музыки направлена на кассу, а отсюда проистекает то, что музыка должна быть узнаваема, ведь слушатели скорее хотят получить оправдание, подтверждение своим представлениям, чем получить что-то новое и расширить свои представления.

А новых опер на самом деле создаётся не так мало! В ХХ веке появилось понятие «камерной оперы», это жанр ХХ века, и в последние десятилетия он развился до очень больших скоростей. Сегодня в одной Германии ежегодно ставится порядка 20 новых опер и в Австрии опер 15. Не говоря о том, что и в России, по крайней мере в Москве, благодаря «Опергруппе» Василия Бархатова, благодаря фестивалю «Территория», отдельным инициативам отдельных театров, чаще всего драматических, ставится тоже не меньше десятка новых опер ежегодно. «Опергруппа» ежегодно ставит по четыре оперы в Москве.

Так что говорить о кризисе было бы странно. Наоборот — расцвет!

Правда, в этом не участвуют большие театры — в силу своей инерционности: им надо больше денег зарабатывать. Кассу ведь делает финский турист, которому нужно «Лебединое озеро». На самом деле он ни в чём не повинен, этот финский турист. Имеет право!

А опера... Если сейчас нет достаточно мест на большой сцене, она находит другие места. Ничто не пропадает. Просто меняет формы существования.

— Вы неоднократно бывали в Перми...

— Да, в последние четыре года я каждый год здесь.

— Как развивается ваш пермский проект, будет ли у него продолжение?

— Академия современной музыки в Чайковском... Я ничего ещё не сглазил в своей жизни, но на всякий случай не буду говорить о будущем. На сегодняшний момент это очень удачный и очень счастливый проект. Конечно, у нас имеются традиционные финансовые сложности — денег мало, но мы укладываемся в тот бюджет, что есть, потому что каждый на энтузиазме делает работу за пятерых. Это очень благодарный, светлый проект, и я настроен оптимистично.

В данные минуты академисты продолжают слать новые заявки, у нас скоро дедлайн, и я не знаю, буду ли я его чуть-чуть продлевать, как обычно, потому что заявок довольно много — опять, несмотря на сложную политическую ситуацию: как известно, иностранцы сейчас сюда побаиваются приезжать. Но я боялся, что будет хуже.

— Как бы вы посоветовали слушателям подготовиться к «Носферату»?

— Чтобы подготовиться, попробуйте запереться в тёмной комнате и послушать себя — своё тело, стук сердца, ритм крови. Надо побольше слушать себя и не оглядываться. Верить в то, что твой сосед тоже слушает самого себя и уважать его слушание самого себя. Это очень важно. Мне хочется — всегда хотелось — подчеркнуть разность между людьми, показать, какие мы разные и как это прекрасно.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться