Юля Баталина

Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

Про любовь

Так вкратце можно охарактеризовать содержание многих докладов состоявшейся в Перми научной конференции «Локальный дискурс и конструирование образа территории»

Поделиться

Конференции, посвящённые «образу места», проходят в пермских вузах регулярно. Звучат даже ворчливые комментарии: «Лет 15 уже говорят о бренде города, а результата никакого». Однако всероссийская конференция, прошедшая в Пермском классическом университете 17-18 октября, показала, что речь идёт о проблематике, которая остро актуальна во многих, если не во всех городах России, причём её острота воспринимается не только умозрительно, но и эмоционально. Неслучайно один из докладов назывался «Свой» город: бренд и любовь». Да и во многих других выступлениях речь шла именно о любви к малой родине.

Гельман и Чиркунов

Как удалось выяснить Олегу Лысенко, Олег Чиркунов вовсе не интересовался современным искусством, но его впечатлила выставка «Русское бедное» и произведённый ею эффект, и он пригласил в свою команду Марата Гельмана
  Владимир Пономарёв

«Неоднозначный, но интересный кейс»

Конференцию открыл доктор культурологи Дмитрий Замятин — руководитель Центра геокультурной региональной политики РНИИ культурного и природного наследия им. Дмитрия Лихачёва.

По словам Замятина, между качественным образом места и количеством инвестиций есть прямая зависимость, и она будет становиться всё более сильной. Культуролог предсказал, что рано или поздно будут составлять рейтинги территорий для инвесторов, и чем интереснее образ территории, тем активнее будет развиваться предпринимательство на этой территории, причём предпринимательство и малое, и очень крупное. Дмитрий Замятин даже предполагает, что возникнут целые геокультурные рейтинговые агентства.

Заведующая кафедрой культурологии Пермского государственного педагогического университета Оксана Игнатьева считает, что некоторые цели «пермского культурного проекта» 2008-2012 годов были достигнуты: произошёл рост культурной активности, снижение оттока населения. Однако изменения коснулись далеко не всех аудиторий: активнее всего откликнулись так называемые «новые горожане» — активные потребители и участники проекта. Откликнулись и туристы — Игнатьева считает, что их поток вырос, хотя честно признаётся, что «со статистикой у нас всё плохо». Наконец, самая благодарная аудитория проекта — эксперты из разных городов и стран: нет ни одной работы по брендингу территории за последние пять лет, где не упоминалась бы Пермь.

Любопытно, что в это же самое время проходил большой культурологический форум в Москве, где выступала с докладом арт-директор Музея современного искусства PERMM Наиля Аллахвердиева. В телефонном разговоре, никак не связанном с пермской конференцией, она рассказала, что чуть ли не в каждом докладе форума Пермь упоминается в качестве «неоднозначного, но крайне интересного кейса».

Важный социальный опыт

Коллега Игнатьевой, доцент той же кафедры Олег Лысенко продолжил тему, углубив её социологический аспект. Он поделился результатами обработки серии экспертных интервью «Противники и сторонники «Пермского культурного проекта», взятых с декабря 2013 по май 2014 годов.

В качестве экспертов выступали три группы респондентов: идеологи пермского культурного проекта, в том числе бывший губернатор Пермского края Олег Чиркунов и бывший краевой министр культуры Борис Мильграм; участники проекта — организаторы фестивалей и т. п.; и наблюдатели — журналисты и гражданские активисты.

У первой группы исследователи выявили в качестве позитивной черты наличие европейского или столичного опыта, а в качестве отрицательной — оторванность от реальной Перми. Идеологи проекта оказались носителями непермской установки, пермская ситуация казалась им депрессивной.

Во второй группе в качестве «плюса» выделялся опыт работы вне государственных учреждений, а в качестве «минуса» — статус заложника ситуации: оказавшись в силу профессиональной принадлежности «в одной лодке» с идеологами, члены группы поневоле вынуждены были отказаться от критических высказываний.

В третьей группе большим плюсом стала независимая позиция, гибкость суждений. Однако в этой же группе была выявлена радикализация мнений, связанная с отсутствием диалога между представителями противоположных взглядов, а также некоторый консерватизм, охранительная риторика.

Эти три группы рассмотрели в интервью все стадии «пермского культурного проекта». Начали с его генезиса, и сразу же оказалось, что нет никакой возможности достоверно выяснить, как возникло это, по выражению Лысенко, «закрытое политическое решение».

По словам Олега Чиркунова, было три задачи: создать мастер-план города, развить университетский кластер и инновационное предпринимательство (традиционная пермская промышленность идеологами проекта не воспринималась, казалась устаревшей морально — добавляет Лысенко) и добиться изменений в социальной среде, выстроив её в соответствии с рыночными законами. Культурная модернизация была вспомогательным проектом, чтобы обеспечить благополучную среду для университетского кластера.

Невнятность возникновения «культурного проекта» и появления в Перми Марата Гельмана стала причиной огромного количества фантасмагорически-конспирологических версий. В некоторых интервью транслировались слухи о том, что Гельман — «засланец» кремлёвского «серого кардинала» Вячеслава Суркова и даже что он работает на хасидскую секту из Бостона!

На вопрос о взаимоотношениях внутри команды «прогрессоров» инициаторы проекта утверждали, что никакой иерархии в «штабе» не было: всё придумывали сообща, сообща принимали решения. По результатам обработки интервью исследователи выявили парадокс: при демократических, либеральных установках практика принятия решений была абсолютно авторитарной. Руководители процесса не только не опирались на горожан и их мнение, но и не ставили задачи привлечения бюджетных средств. По словам одного из идеологов проекта, «нам хватало бюджета».

Таким образом, было намерение изменить городскую среду без участия самих горожан. Возник, по выражению Лысенко, парадокс «царя-освободителя». Появилась «осаждённая крепость» сторонников проекта и «освободительное движение» его противников, при этом стратегия была с обеих сторон одинаковая: маргинализация противника, навешивание ярлыков.

Последние вопросы интервью касались оценки последствий, рефлексии по поводу «пермского культурного проекта». Высказывания первой группы респондентов Олег Лысенко охарактеризовал как «героический эпос»: звучали фразы вроде «мы сделали всё, что могли, пусть потомки продолжат»...

Мнения второй группы сводятся к тому, что после свёртывания проекта осталась «выжженная земля», но при этом все участники получили полезный опыт.

Третья группа резко разделилась: некоторые наблюдатели в основном злорадствуют: «Мы же говорили!», другие оценивают проект позитивно, говоря о том, что «движуха» — это хорошо».

миг

Недавно появилась своя триумфальная арка и у «города-завода» — это монумент «МиГ на взлёте» напротив проходной «Пермских моторов»

Пермь против Молотова

Отголоски такого подхода чувствуются и в докладе одного из организаторов конференции — заведующего кафедрой журналистики Пермского классического университета, профессора Владимира Абашева, вроде бы был посвящён гораздо более узкой теме: пермским памятникам и арт-объектам. Но в его изложении эти предметы обрели многослойный символизм, а сам доклад можно было бы назвать «географософским», если бы такой термин существовал: речь шла о глубинной семантике местности.

Владимир Абашев говорил о том, что в Перми есть две основные идеологии. Первая — архаичная идеология «Перми Великой», с которой связаны культовые понятия «пермских богов» и «пермского звериного стиля». Вторая — прогрессистская идеология «города-завода». И большинство (если не все) образцов уличного искусства в городе отвечают либо той, либо другой идеологии.

Владимир Абашев, профессор, заведующий кафедрой журналистики Пермского государственного национального исследовательского университета:

— Сила и важность идеологии, заключённой в монументах, ещё и в том, что установка уличного объекта — это всегда в той или иной степени административный жест, порой — прямое волеизъявление властей. Смена монументальной риторики всегда вызывает острую борьбу групп влияния. Отсюда — ревнивое, пристрастное, заинтересованное отношение к монументам. В этом — истоки «войны памятников», которая сопровождала «пермский культурный проект» и даже стала темой романа «пламенного» Александра Проханова «Человек звезды».

Доминантные риторики места — «Пермь Великая» и «город-завод» — ассоциируются с разными подходами к стратегии формирования образа города: «Пермь Великая» — это нечто архаичное, таинственное; «город-завод» — героическое и жертвенное.

Абашев привёл немало примеров, иллюстрирующих эту идею. Так, по его наблюдениям, у каждой доминантной риторики есть своя... триумфальная арка.

Триумфальная арка «Перми Великой» — это «Пермские ворота» Николая Полисского, которые Абашев назвал «очень ёмким объектом, коррелирующим с многими смыслами». Это и отсылка к пушкинской строчке «Пермские дремучие леса», и ностальгическое напоминание о деревянном городе, каким Пермь была всего лишь полвека назад, и мощный памятник тысячам жизней, сгинувших на лесоповале.

Недавно появилась своя триумфальная арка и у «города-завода» — это монумент «МиГ на взлёте» напротив проходной «Пермских моторов». 

Владимир Абашев считает возведение этого памятника «исключительно удачным градостроительным решением, мощным пространственным акцентом аллеи героев индустриальной Перми» — здесь установлены бюсты руководителей завода и инженеров-авиастроителей. Благодаря «МиГу на взлёте» аллея стала «внятным высказыванием о том, что Пермь — город передовой индустрии, город русского оружия».

С идеологией «города-завода» профессор Абашев связывает пермскую моду на использование орудий и оружия в качестве арт-объектов: здесь и танк Т-34, и пушка на въезде в Мотовилиху, и, разу­меется, грандиозная уличная экспозиция на площадке у Мотовилихинских заводов.

С идеологией «Перми Великой» тоже связано немало монументов и других арт-объектов: здесь и «Кама-река» на улице Ленина, и «Легенда о пермском медведе», и памятники Борису Пастернаку и Фёдору Гралю. По поводу последнего учёный сказал, что считает творчество его автора Алексея Залазаева наиболее созвучным идеологии «Перми Великой», «сгустком попыток вообразить эту мечтательную, притягательную мифологическую старину».

Эти две идеологии находятся в конфликте. Хотя конфликт этот нельзя назвать острым, но есть примеры его обострения. Один из них — конкуренция между проектами памятника Василию Татищеву Алексея Залазаева и Анатолия Уральского. В проекте Залазаева Абашев увидел «глубокое и точное чутьё на пермскую архаику». По словам учёного, Залазаев «предложил удачное градостроительное решение — установить конный памятник в барочной эстетике на пустой площади с жестом в сторону Камы».

В проекте Уральского Татищев — не посланец великой империи, а основатель завода, инженер, держащий в руке чертёж. В этом памятнике, который, кстати, и выиграл конкурс вопреки отчаянным протестам общественности, основание города сводится к основанию завода.

Экс-губернатор Олег Чиркунов, как считает Абашев, в своей монументальной пропаганде делал акцент на «Пермь Великую» — идеологию, которая принимается пермяками позитивно, но в трактовке чиркуновской команды вызвала неприятие. Докладчик считает, что причина этого парадокса кроется в том, что, например, «красные человечки», которых Абашев назвал «пермской деревянной скульптурой в трактовке Малевича или Лисицкого», воспринимались пермяками не как эстетический объект, а как прямой жест власти, прихоть, не согласованная с жителями.

По мнению Абашева, две монументальные риторики связаны с двумя именами города: «Пермь Великая» — собственно с Пермью, а «город-завод» — с Молотовым. По словам докладчика, это имя, данное Перми случайно, претерпело здесь семантическое изменение: это уже не фамилия сталинского наркома, а собственное имя, образованное от слова «молот», обозначающего инструмент и оружие. Абашев напомнил об одном из самых интересных памятников социалистической Перми — стилизованном паровом молоте на Вышке, обозначающем сакральное для советских людей место.

Научное обоснование любви

Доклад москвички Надежды Замятиной, ведущего научного сотрудника кафед­ры социально-экономической географии зарубежных стран географического факультета МГУ, как ни странно, тоже был связан с Пермью, точнее, с Пермским краем, где докладчица брала примеры для подтверждения своих тезисов. Именно её доклад назывался «Свой» город: бренд и любовь».

По мнению Надежды Замятиной, некоторые стереотипы о функциях бренда города не вполне верны. Её исследования доказывают, что брендирование мало влияет или вообще никак не влияет на миграционные потоки. Внешняя привлекательность места гораздо менее действенна в этом случае, чем наличие знакомого риелтора, привлекательные цены на жильё и возможность трудоустроиться. А вот для туристических потоков бренд города чрезвычайно важен.

В качестве некоторых брендов, удачных и не очень, Надежда Замятина использовала феномены Пермского края. Так, по её мнению, бренд «Небесная ярмарка Урала» — из неудачных: «Экстраординарное, яркое событие, но оно не совпадает с общей ситуацией в городе, не соответствует культурному ландшафту, что вызывает негативное восприятие сообщества».

По мнению Замятиной, это проблема многих городов, чьи бренды делаются по воле «сверху». Если жители города — только потребители, то их реакция всегда будет «Почему меня плохо развлекли?»

Позитивный пример — Чердынь, чей бренд древней столицы Перми Великой позитивно воспринимается жителями, которые готовы на многое, чтобы привлечь туристов в свой город и сделать их пребывание там приятным.

«Люди часто путают бренд и сопричастность, — считает Надежда Замятина. — Бренд — не всегда укоренённое, но всегда — чувство хозяина».

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться