«Устаешь сейчас не от работы, а от всякой ерунды…»
Администратор
newsko.ru
Признанный не только в России, но и за ее пределами, в Пермском государственном университете Павел Юхимович Рахшмир работает ровно полвека. Создал Центр исследований консерватизма при кафедре новой и новейшей истории, воспитал несколько поколений ученых, написал ряд книг, многие из них — в списке рекомендуемой литературы для студентов ведущих вузов страны, некоторые из них переведены на немецкий и английский языки.
Большую часть своей жизни профессор Рахшмир провел в Перми, хотя детство его начиналось далеко от этих мест.
— Родился я в небольшом городке, но исторически хорошо известном, Каменец-Подольске. Там жила моя бабка, и мать поехала рожать туда. А жили мы в Киеве до 6 июля 1941 года. Дальше началась эвакуация. Первоначально взрослые думали, что отгонят немцев, и через пару месяцев мы вернемся. Поэтому с собой взяли только самые необходимые вещи — чемоданчик один. Няня моя заявила, что никуда не поедет и будет охранять квартиру. 6 июля 1941-го из Киева мы уехали, а 18-го мне исполнилось шесть лет. Даже такое детское воспоминание есть: был дополнительно обозлен на Гитлера, потому что на день рождения мне велосипед обещали купить… Я тогда был весьма заинтересован в политических и военных вопросах и кое-что понимал.
В Киев семья Рахшмира так и не вернулась. Сначала был эвакопункт в Харькове, потом Саратов и Свердловск — самые тяжелые детские воспоминания.
— Свердловск, зима 1942 года — мороз до минус 50 градусов, месяц на улицу нельзя было выйти — не в чем. Жили в двухэтажном бараке, центром которого была общая кухня, поскольку в комнатах было холодно, все собирались на кухне, там готовили, и там было тепло, большая русская печь. И там вся общественная жизнь протекала, вплоть до сражений между женщинами на ухватах. Мужчин было мало… Два года в Свердловске были чрезвычайно тяжелые, что и говорить: и голод, и холод. Летом немного полегче стало — раскопали буквально все под огороды. Там же пошел в школу. Школа была начальная, но в ней учились ребята призывного возраста. В общем, школа эта была такая, что потом, в пермской школе (не самой образцовой по поведению — нашей 21-ой) было ощущение института благородных девиц.
Затем семья перебралась в Пермь. По сравнению с холодным и мрачным Свердловском Пермь показалась теплой и уютной. Здесь же появились первые школьные друзья — те, что на всю жизнь. Здесь же в полной мере проявился интерес будущего ученого к истории.
— Когда мы жили в бараке в Закамске, нужно было читать, и там для меня подыскали книги. Был такой интересный набор: сказка о Коньке-Горбунке, пятый том об истории XIX века и один том мемуаров Сен-Симона. Потом еще кое-что нашлось. Не скажу, что тогда определился, но интерес к истории появился рано. Наполеоном заболел, это было самым большим интересом. Тем более что у нас сложилась такая компания друзей, которая играла, как мы говорили, «в солдат». То есть у каждого была своя страна, с армией, с институтами (институциональный момент был тоже). У меня, понятно, была Франция, у одного друга — Англия, у второго — Россия. Одну войну я проиграл, пал жертвой хитрого маневра: пока был у одного из друзей в Верхне-Чусовских городках, мои друзья-противники подготовили неучтенные мной более сотни солдат из ватманской бумаги, туши и карандашей (трофейные немецкие) — старались форму производить. Война началась так бодренько, я-то рассчитывал, что у них тысяч 50 (каждый человек — это тысяча), а их оказалось почти на 200 больше. Проиграл. Но после этого рухнула Французская Республика, и к власти пришел Наполеон. У меня сохранилась мной нарисованная парочка Наполеонов. Игра нас очень увлекала, и мы играли где-то до восьмого класса. Мы прошли от Средневековья, от рыцарей. Пока армии были небольшие (несколько десятков), воевали часто, а потом разрослись, институты появились, бюрократия, крепости, и тогда уже каждая война требовала подготовки.
После школы, разумеется, был исторический факультет университета. Хотя произошел этот выбор, можно сказать, по воле случая.
— Документы я подал на филфак, потому что в 1953 году истфака не было. Еще такой момент был: надо было ехать на соревнования — юношеское первенство России по фехтованию — я только недавно тогда спортом занялся, и меня взяли в команду. И мне было не до всего остального. А потом увидел объявление, что историческое отделение открылось, и я подал туда документы.
Павел Юхимович успешно совмещал учебу и спорт. Защиты докладов и курсовых чередовались с победами на соревнованиях по фехтованию. И даже кандидатскую диссертацию он защитил в том же году, когда выполнил норму кандидата в мастера спорта. Сфера научных интересов ученого между тем изрядно отличалась от основного направления кафедры, заведовал которой профессор Лев Кертман.
— Доклад, который предопределил сферу моих научных интересов, — об историках эпохи Реставрации. О Макиавелли писал, очень увлекся. А с четвертого курса вышел напрямую к тематике: германская компартия, Германия эпохи фашизма, Сопротивление, фашизм как явление. Отсюда родилась кандидатская и потом докторская. Не очень поощряемая тема тогда была. Я был единственным «отклоняющимся» на кафедре, у Льва Ефимовича все писали об Англии: рабочее движение, культура. Ну а меня Германия привлекла, и совсем не культура. Но давления со стороны научного руководителя почти не было. И к той, и к другой теме я сам пришел, а он толерантность проявлял, хотя это не его проблематика.
Список опубликованных книг и монографий Рахшмира впечатляет. Впрочем, ученый не собирается останавливаться на достигнутом. Впереди — еще много работы.
— Сейчас я — многостаночник. Работаю над несколькими вещами, в частности — над книгой, статьями, рецензиями, плюс лекционная нагрузка. Лекции и спецсеминары читаю студентам — политологам и историкам.
Говорить о политике вне стен университета и без особого информационного повода профессор Рахшмир не очень любит. Вспоминает известную цитату из «Собачьего сердца» Михаила Булгакова.
— «Если вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет»… Тем более что сейчас столько вещателей — и чрево, и полит… Быть еще одним мне не хочется.
За полвека, что Павел Рахшмир работает в сфере образования, он получил колоссальный опыт, позволяющий судить о состоянии современного российского образования.
— За 50 лет много чего было. Лучшим временем с точки зрения образования были «лихие 1990-е», тогда практически не было бюрократизма, и уже появилась свобода выражения мысли. Сейчас я не могу сказать, что свобода мысли исчезла, но бюрократизма — немерено. Устаешь сейчас не от работы, а от всякой ерунды…
— И даже реформы не помогут?
— Я не «кремлевский мечтатель». Пока не вижу перспектив. Много моментов. Во-первых, затратное это дело… Но главное, что образование приравняли к сфере услуг: университет — что банно-прачечное хозяйство. У нас есть сейчас на публику много деклараций и программ, но говорить о чем-то реальном трудно, плоды не сразу появятся. Вроде, благие намерения, но мы знаем, куда из них дорога вымощена.
— Конкурентоспособно ли российское образование?
— Если говорить о высшей школе, где научные школы — там могут быть таланты, хотя мы знаем, что самые лучшие в основном «дают деру». Но даже количество здесь не показатель, посмотрите Нобелевские премии. Много ли? Их собирают американцы больше всего, потому что там условия для этого наиболее благоприятные.
Публикации Павла Рахшмира:
1978 — монография коллективная «История фашизма в Западной Европе»
1981 — «Происхождение фашизма» (в том же году переведена на немецкий язык)
1984 — «Буржуазия стран Западной Европы и Северной Америки» (совместно с Л. Е. Кертманом)
1987 — «Консерватизм в прошлом и настоящем» (совместно с А. А. Галкиным)
1999 — «Князь Меттерних: человек и политик»
1999 — «Идеи и люди. Политическая мысль первой половины XX века» (несколько изданий)
2004 — «Вариации на тему консерватизма» (подборка статей и рецензий)
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.