Архитектор советской Перми

Давид Рудник во многом определил «лицо» советской Перми. Многие из спроектированных при его участии зданий уже признаны памятниками архитектуры, среди них —  главный офис «Пермэнерго», Дом учёных, кинотеатр «Кристалл» (до реконструкции, которую осуществил Александр Флегинский). В активе Рудника — комплекс Пермского политехнического института, планировка Комсомольского проспекта и Центрального рынка, реконструкция летней части Кафедрального собора и множество других осуществлённых проектов. 

Давид Рудник родился в Перми в  1911 году в довольно зажиточной семье. С чьей-то лёгкой руки пошло, что он — из семьи «сапожника». Может, его отец и умел делать обувь, но главный доход семье приносила обувная  лавка на улице Большой Ямской (позже — Зиновьева, теперь — Пушкина).

В 1925 году у  Рудников  всё отобрали, и какое-то время семья жила за счёт того, что у Давида хорошо получалось рисовать вывески и (на иврите) надписи на могильных памятниках. Уже после седьмого класса он начал работать — ходил с теодолитом и реечкой. Учился в Пермском художественно-промышленном училище. Какое-то время, в начале 1930-х годов,  работал на строительстве Камской ГЭС. (Его дочь Серафима Корженевич вспоминает рассказ отца о том, как директора этой стройки приво­зили на работу под конвоем — тот был заключённым.) Заочно поступил в Казанский архитектурный институт.

К  1937 году Давид Рудник  уже был автором некоторых проектов — в частности,  по его чертежам  построили клуб на Гайве. Это  позволило ему  вступить  в Союз архитекторов СССР. Долгое время Рудник был единственным его членом в Перми  и даже участвовал в самом первом его съезде, том самом, который упомянут в романе «Мастер и Маргарита». Там же, в  Москве, он слушал лекции ведущих мировых архитекторов, таких как  Фрэнк Ллойд Райт и Корбюзье. 

Высшее образование Давид Рудник так и не получил:  выпускные экзамены сдал, а защитить диплом не успел: в  июне 1941 года Рудник ушёл защищать родину.

Старуха соседка сказала матери Рудника: «Посмотри на своего — в последний раз видишь». Та даже не обернулась:  «Мой вернётся». Так и вышло. 

Давида Рудника сначала отправили на курсы лыжников-десантников, которые находились в Перми. Он пять раз просил, чтобы его отправили на фронт. Наконец, его отправили, но не на передовую, а в Ярославское артиллерийское  училище, где готовили инженеров сухопутных войск. Во время учёбы там  Рудник написал учебник, по которому готовили офицеров инженерных войск и после войны. Правда, его фамилии  на обложке не было. Затем был Северный фронт.

В мае 1945 года военную часть, в которой служил  Рудник, перебрасывали  на  Дальний  Восток. Командир  разрешил ему  уехать вперёд и  побывать в родном городе. Вот так  и получилось, что 9 мая 1945 года он был в Перми, где и встретил победу. Мама увидела его в окно, и без лишних слов пошла чистить картошку и селёдку.

На Дальнем Востоке Руднику пришлось командовать и видавшими виды фронтовиками, и теми, кого только-только призвали на службу из Средней Азии. Эти новобранцы не только по-русски говорить не умели, их нужно было учить есть ложкой. Но — ничего, справился. На спичках объяснял, как будут строить мост. И солдаты его понимали.

В одном из магазинчиков Монголии Рудник купил кисти и краски — то, чего  в СССР было не достать. А также тушь. Увидел, что на прилавке лежат две папки в красном сафьяновом переплёте. Оказалось, факсимильные рисунки Фрэнка Ллойда Райта, того самого знаменитого архитектора, лекции которого он слушал в Москве  — проекты знаменитых «домов прерий». Конечно, он их купил.

Впоследствии эти папки были для Рудника чем-то вроде  маршальского  жезла. Никто,  впрочем, не сомневался в его компетентности и  профессионализме, но они добавляли что-то ещё к его образу, какую-то отметину избранности.

Демобилизовали  его только через год после победы.

Рудник стал работать по специальности: возглавил в Перми архитектурную мастерскую. Работы тогда было не очень много, все архитекторы умещались в одной комнате.

На столе у начальника  Рудника стоял символ власти  —  телефон. Рассказывают, его сложно было представить без телефона, он всё время по нему с кем-то говорил. Причём всегда кричал. Наверное, это была военная привычка.

Начальником он был очень хорошим.

Михаил Футлик, почётный  архитектор России:

— Он давал полную свободу. Никогда не давил, только  иногда поправлял, помогая в работе. Он досконально вникал во все детали проекта. Это тогда меня удивляло и поражало, но теперь я и сам стараюсь работать так же. Подобный подход  потом я  видел только у западных архитекторов: Рудник мог сидеть и день, и два, разбирая с человеком, отвечающим за электрику, его чертежи. Потом так же работать с тем, кто отвечал за канализацию. Более того, он всегда сам смотрел смету — дебри, в которые советские архитекторы никогда не лезли. А он это делал.

Михаил Футлик, который сейчас сам является классиком российской архитектуры,  начинал свою карьеру у Рудника. В 1956 году, окончив институт, пришёл устраиваться на работу.

Михаил Футлик:

— Я был робким человеком. Спрашиваю  Рудника: «Что буду делать?» — «Как что? — ответил он. — Дрова рубить!» И это сразу  разрядило обстановку, мои страх и робость сразу прошли.

Сергей Шамарин, являющийся сегодня одним из ведущих архитекторов России, тоже начинал свою карьеру в мастерской Рудника. У Шамарина не было высшего архитектурного образования, но он очень хотел работать архитектором. «Что ж, давай попробуем», — сказал Рудник и стал с ним работать.

Сергей Шамарин:

— Я прошёл школу тех людей, которые рисовали, чертили и многое умели руками и, самое главное, во всё вникали. Рудник нас не учил, он создавал ауру, атмосферу, в которой самому хотелось и учиться, и чего-то добиваться. К примеру, он очень поощрял переводы из иностранных журналов — в результате в Перми, в его мастерской знали о том, куда идёт мировая архитектура.

Рудник сам многое умел и тому же учил своих дочерей. Говорил им:  чем больше вы умеете, тем легче вам придётся в жизни. Однажды одна из дочерей три раза переделывала чертёж, потому что папе не нравились какие-то стрелочки.  «Мне это не понадобится!» — наконец  взмолилась она. «А уметь должна!»  — ответил папа.

Давид Рудник был одним из основателей института «Пермгорпроект» (в дальнейшем — «Пермгражданпроект»), работал там главным архитектором.

Из  института Рудник в результате какого-то  конфликта ушёл сам. Это был очень серьёзный шаг: в «Пермгражданпроект» все хотели попасть на работу, а оттуда по своей воле никто не уходил. Он же перешёл в проектный институт «Гипровостокнефть» (сейчас — «ПермНИПИнефть»), а оттуда — в «Гипровуз».

Были творческие удачи, и много. Были и падения. Так, в начале 1960-х
он и другие архитекторы оказались  под следствием. Хрущёв как раз начал кампанию по искоренению коррупции. Несколько  дней искали, кого бы посадить в Перми, никого не нашли. И тут подвернулось строительство стадиона Ленинского комсомола, которое финансировал завод им. Свердлова: что-то с ОКСом, какие-то деньги… Дело в конечном итоге оказалось не стоящим выеденного яйца: всех оправдали. Но эта ситуация очень сильно подорвала здоровье  Давида Яковлевича. Говорят, спустя годы он ослеп именно из-за этого ареста.

Ирония судьбы заключается в том, что Рудник был человеком  глубочайшей щепетильности. У него была служебная машина, но никогда на ней не ездили, к примеру,  в магазин или по другим домашним делам.

Ещё один штрих к его биографии: дочери подрастали, и нужно было расширяться, семья  жила в двухкомнатной квартире в доме, который Рудник сам спроектировал. И вот, наконец,  город выделил ему трёхкомнатную квартиру. Но в то время в его мастерской работал сотрудник, которому эта квартира была нужнее. И, посоветовавшись с женой (а он всегда с ней советовался), Рудник отдал эту квартиру.  В результате пять семей улучшили свои жилищные условия: тот, кто жил в двухкомнатной, переехал в трёхкомнатную. В его квартиру въехал тот, кто жил в однокомнатной. И так далее, по цепочке, включая  комнату в коммунальной квартире и место в общежитии. А Рудник так и остался  в «двушке».

Студенческий городок для Пермского политехнического института тоже стоил архитектору много крови — ему пришлось заниматься не столько творческими, сколько организационными вопросами, а это во времена социализма было очень непросто.

Сергей Шамарин:

— Реализовывали проект студенческого городка на комплексе ППИ. Пришли первые значительные деньги, и Рудник тратит их на дороги и сети. На дороги и сети! То есть на то, чего не видно, чем нельзя было пустить пыль в глаза московской комиссии. Зато готовит территорию к дальнейшей грамотной застройке. Был  скандал. «Где деньги?» — спросили москвичи. Они  не поняли искусства проектировщика.  Архитектура — это ведь не только фасад. Надо сказать, что московский «Гипровуз» относился с большим презрением к своему пермскому филиалу. Они же строили в социалистическом зарубежье, а тут — Пермь. Считали возможным указывать  на  какие-то «ошибки», даже не понимая сути. С одной стороны, это создавало напряжение. Но и закаляло. На пару минут Рудник терял самообладание, но всё равно в конечном итоге он их «уконтрапупивал» — было такое слово в лексиконе Рудника. Оно означало: уговорить на что-нибудь важное.

Вообще, у него было много «своих» выражений. Когда его подчинённые  хотели сделать что-то простое, он говорил: «По прямой только вороны летают!» Когда ему не нравился цвет,  он говорил: «Что-то тут у вас цвет бедра испуганной нимфы». Вариант — «сизюлево-сиреневый». По воспоминаниям, он очень ценил юмор.

Однажды 1 апреля приходит Сергей Шамарин на работу и догадывается по  поведению Рудника, что тот что-то задумал: постоянно  выглядывает из-за двери и хитро улыбается. В то время делали сложный и большой чертёж — стадион  на комплексе ППИ. Сергей Шамарин подходит к кульману и видит огромное пятно туши. Причём сразу понятно, что оно вырезано из бумаги и приложено. Но сделал вид, что испугался. Рудник  очень радовался, что его шутка удалась.

Это всё, вроде бы, мелочи, как и то, что в его мастерской можно было опоздать с обеда (ведь тогда женщины только в обеденный перерыв и могли по  магазинам пробежаться), попозже прийти на работу… Но именно такие детали и создают то, что называется «атмосферой». Если нужно было срочно сдавать какой-то объект, все садились и делали, не считаясь со временем. А когда у творческих людей начинают по секундомеру засекать приход-уход, тут всё творчество и заканчивается. Рудник это прекрасно понимал. Он во всём мыслил стратегически.

Есть, к примеру, его публикация 1959 года, в которой он пишет, что  нельзя застраивать улицу Революции: транспортные потоки возрастут, и она может стать магистральной. И это при том, что даже в 1980-е улицы Перми на фотографиях выглядят пустынными: автобус да пара машин…

Ещё в 1970-е он говорил, что Пермской государственной художественной галерее нужно новое здание.

Когда строили мост через Каму, настаивал, чтобы он был шире, но проект делал зять Хрущёва, и тут уж никто ничего не мог поделать.

Ещё одной идеей Рудника  был перенос на правый берег  Камы  всех вузов города. А тем, кто ратовал за сохранение «исторического» Разгуляя, он говорил: «А вы поживите в доме с выгребными ямами и колонкой через три улицы!»

Рудник  долгое время работал над Генеральным планом Перми, и, что называется, «держал весь город в голове». Потом, уже когда  ослеп, диктовал ученикам свои соображения о развитии города, и даже чертили они под его диктовку.

Он считал себя мастером, знал себе цену, но никогда этим не кичился. Кстати, нет ни одной фотографии, где бы он был на фоне своих построек. Строительство — командный вид спорта. И очень многие проекты Рудник делал совместно с кем-то. Так, кинотеатр «Кристалл» он проектировал вместе с Алексеем Загородниковым и конструктором Косовским, проект Комсомольского проспекта осуществлял вместе с Ириной Плотниковой, Николаем Кукиным, Олегом Кедреновским. Вместе с ним же  осуществил проект  здания «Перм­энерго». Правда заключается в том, что Рудник был в этой работе «главнокомандующим». Он за всё отвечал и формулировал задачу.

Ему же приходилось решать самые  внезапные задачи. Так, в ходе строительства здания «Пермэнерго», к примеру,  вышло постановление об «архитектурных излишествах», и вместо башенки осталось то, что есть сейчас.

То, как он решал вопросы, говорит не только о его знании материалов и конструкций, но и о психологии.

Очень изощрённой была защита им проекта Дома учёных (Комсомольский проспект, 49).

Серафима Керженевич, дочь Давида Рудника:

— В первоначальном проекте присутствовала отделка мрамором парадных, фонтан во дворе и обилие лепных  изделий внутри. Папа был уверен, что это не утвердят, но знал, что что-то будут исключать, и заведомо внёс пункты, которые можно было безболезненно для основного проекта убрать. Отвлёк внимание комиссии на то, что сам не ценил.

В результате квартиры в Доме учёных до сих пор, спустя 50 лет и несмотря на обилие проектов так называемого элитного жилья, — одни из самых удобных и комфортных в Перми.

Что он больше всего любил? Жену, с которой жил душа в душу, и дочерей — Асеньку и Симочку, о которых мог говорить бесконечно. Девочки выросли и стали профессиональными  и очень хорошими педагогами: одна — английского языка, другая — музыки. Ведь он раскрыл им главный секрет педагогики, это — доброта и методичность.

Ещё он любил и хорошо умел рисовать. Очень любил музыку и сам был очень музыкальным. Есть воспоминания о том, как он работал: вертит циркулем  и напевает классические мелодии. К слову, его внучка Лена, которой он много занимался, стала известной скрипачкой.

Любил принимать гостей. В его доме двери не закрывались. Коллеги до сих пор вспоминают квашеную  капусту, которую необычайно вкусно готовила его жена Лия. А хранили  её в кадке на балконе.

Все говорят, что он был человеком, который не умел сердиться. Не мог крикнуть, но расстроиться мог.

Таким он был, архитектор Давид Рудник, работавший в эпоху тотального нашествия безликих пятиэтажных «хрущёвок». Он и тогда смог состояться,  служа красоте и гармонии.