Прогулка в подсознании под лёгкую музыку
Пермский театр оперы и балета представил оперу Оффенбаха «Сказки Гофмана»
Первая премьера 2015 года в Пермском театре оперы и балета вызвала весьма разнообразные отклики. Казалось бы, не самый острый, не самый провокационный и авангардный спектакль был оценён в диапазоне от «почти провал» до «гениально». По словам менеджеров театра, это неудивительно: были опасения, что премьерный показ вообще «развалится», настолько экстремальной по срокам и прочим обстоятельствам была работа.
Надежда Кучер в «надувном» костюме — настоящая секс-бомба
Антон Завьялов
Достаточно сказать, что художественный руководитель постановки (и в целом Пермского театра оперы и балета) Теодор Курентзис в разгар подготовки спектакля почувствовал себя неважно, уехал лечиться и на премьеру не прибыл. Но и без экстремальных обстоятельств большая и сложная работа молодого режиссёра и столь же молодого дирижёра вряд ли могла получиться абсолютно безупречной.
И всё же в целом это успех. Зрители приняли спектакль очень тепло, долго аплодировали, весело обсуждали, делились впечатлениями и, как правило, соглашались друг с другом: «Мне понравилось!» — «Мне тоже». Обывательская претензия к «Сказкам Гофмана» только одна: слишком длинно. Зрители уходили с третьего действия из-за опаски, что не успеют на автобус или трамвай, сожалея, что не удаётся досмотреть спектакль.
«Вина» за успех лежит в первую очередь на Жаке Оффенбахе и его благозвучных, лёгких мелодиях, делающих «навороченную» историю с прогулками в подсознании творческого человека такой «легкоусвояемой». Постановщики — режиссёр Катерина Евангелатос и художник Галя Солодовникова — подчеркнули обе стороны этой истории: как её увлекательность и игривость, так и её сюжетную сложность.
Три действия спектакля — это три совершенно разные истории, происходящие в разных временах и местах. При этом каждый из авторов говорит о своём, и друг с другом они не всегда согласны: так, в третьем действии, по замыслу Оффенбаха, дело происходит в Венеции, по идее Катерины Евангелатос, это ночной клуб 1970-х годов с подпольными играми и наркотиками, а Галя Солодовникова превратила сцену в царство теней, где наркодилеры и куртизанки — это неприкаянные души, а венецианская гондола — ладья Харона.
Иногда кажется, что где-то на ментальном уровне авторы оперы и её сценического воплощения спорят, ссорятся и иногда даже дерутся. Особенно это заметно во втором и третьем действиях, а вот в первом действии всё «срослось», и общий успех постановки во многом держится на приятном «послевкусии» от его веселья и игривости. Вдоволь насмеявшись в начале спектакля, зрители сохраняют хорошее настроение и благожелательность на всём его протяжении.
Художник Галя Солодовникова превратила третье действие в царство теней
Антон Завьялов
В первом действии герой истории — поэт Гофман — влюбляется в механическую куклу Олимпию. Отличный посыл, чтобы сделать стимпанк-спектакль, но стимпанк — это не стиль Гали Солодовниковой, хорошо известной пермским театралам благодаря постановкам в Театре-Театре, «Сцене-Молот», да и в Театре оперы и балета тоже — там она с режиссёром Филиппом Григорьяном ставила оперу Паскаля Дюсапена MedeaMaterial. Галя Солодовникова — это всегда «кислотные» цвета, сияющий неон, сложные компьютерные и видеоэффекты. Ну а поскольку стимпанк отпадает, то и механика в целом уже неактуальна: кукла вместо заводного автомата становится надувной секс-игрушкой, и эту выдумку постановщики и актёры отыграли сполна.
Актрисы Надежда Кучер и Надежда Павлова, в разных составах исполняющие партию Олимпии, получили редкую возможность играть эксцентрично, и обе проявили отличное чувство юмора и актёрскую смелость. У Кучер это получилось более эффектно просто в силу особенностей внешности: в «надувном» костюме и на высоченных каблуках она настоящая секс-бомба.
Взаимоотношения куклы и Гофмана, ослеплённого волшебными очками, — блестящая сатира на секс-индустрию, очень смешная: зал просто покатывается. Комизма добавляют мини-перформанcы певцов хора MusicAeterna, наблюдать за которыми — отдельное удовольствие, а за «телесность» и sex-appial на сцене отвечает миманс, состоящий из пермских исполнителей эстрадного танца и стриптиза — в массовке мелькают довольно известные в этой сфере лица.
Первое действие и в плане вокала — лучшее: две Надежды, Кучер и Павлова, блестяще выводят все «кукольные» колоратуры, блистает и хор.
Дальше всё грустнее. Второе и третье действия уже не дают материала для эксцентрики, а драма и трагедия дались постановщикам гораздо хуже. Во втором действии Катерина Евангелатос перенесла действие в альпийский санаторий 1930-х годов, тем самым создав целый букет аллюзий с немецкой литературой ХХ века, что само по себе очень уместно и приятно. Но Галя Солодовникова этот замысел вовсе не подчеркнула (хотя лесистый видеопейзаж за окном, где то идёт снег, то сверкают зарницы, очень эффектен и эстетичен). Если не читать программку, ни за что не догадаешься, где и когда находится эта психушка. Наверное, чувствуя это, постановщики добавили надпись готическим шрифтом: Gesundheit ist die erste Dilicht im Leben («Здоровье — это первая обязанность в жизни»).
Однако никакие «придумки» постановщиков не добавили действию ни драматизма Ремарка, ни мудрости Томаса Манна: история несчастной певицы Антонии не трогает по-настоящему, не читается как символ. В этом изрядная доля вины певицы Зарины Абаевой, которая, помня, как нравится Теодору Курентзису её пианиссимо, очень старается петь тихо — и это для неё главное.
В третьем действии тоже подкачала певица — приглашённая гречанка Ирини Циракиди, которая производит очень странное впечатление: она не настолько хорошо поёт, чтобы забыть о её солидном возрасте, и не настолько хороша собой, чтобы простить среднее пение. Поющая Джульетту во втором составе Айсулу Хасанова, пермская певица, которая не выступала в премьерах года три, а то и все четыре, легко её перепела.
Вообще спектакль — бенефис пермской труппы. Главной героиней, затмившей всех трёх гофмановских возлюбленных, стала его Муза, она же — верный друг Никлаус. Меццо-сопрано Наталья Буклага и Наталия Ляскова, поющие эту партию в разных составах, обладают красивыми голосами, которыми они к тому же мастерски владеют, да и выглядят очень стильно в мужских костюмах.
Впервые за несколько лет в премьере блистал тенор Сергей Власов, который исполнил аж четыре небольшие, но заметные партии, порадовал и бас Олег Иванов. Что же касается Надежды Кучер и Надежды Павловой, то их бенефис в первом действии наводит на мысль, что Катерина Евангелатос сделала одну очень большую ошибку. Построение оперы позволяет партии трёх героинь отдать разным певицам — или одной. Был выбран первый вариант, и оказалось, что набрать шесть певиц равного дарования для двух составов и «вписать» их в актёрский ансамбль очень непросто, именно это-то и не удалось. А как было бы увлекательно наблюдать, как одна и та же солистка из эксцентричной куклы Олимпии превращается в трогательную Антонию, а затем — в femme fatale Джульетту!
Главные герои — поэт Гофман и его антагонист Линдорф — в Перми обнаружены не были: в обоих составах их партии поют приглашённые солисты. И если румын Йонуц Паску (Линдорф в первом составе) и звучит, и смотрится однозначно лучше, чем канадец Найджел Смит, поющий ту же партию во втором составе, то с Гофманами всё сложнее. Англичанин Тимоти Ричардс в своём Гофмане подчёркивает сумрачно-философское фаустовское начало (а это важно для смысловых нюансов сюжета), а голландец Кор-Ян Дюссельи показывает поэта трогательным, растерянным, растрёпанным богемным персонажем. Поют оба прекрасно, так что какой из Гофманов лучше — исключительно вопрос личного вкуса каждого из зрителей.
Кажется, что молодая постановщица хочет показать хорошую эрудированность, похвастать знаниями, сказать сразу всё, что накопилось в уме и в душе. Отсюда и странные стилистические нестыковки, когда, например, драматичное, слегка нуарное повествование во втором действии вдруг превращается в сцену из фильма-«ужастика» с вылезающими из стены и хватающими героиню призрачными руками.
Это молодое нетерпение, такое по-человечески понятное, напоминает что-то очень знакомое: примерно такое же впечатление произвёл в своё время «Севильский цирюльник» в постановке Валерии Бородиной — ученицы Георгия Исаакяна. И вообще: солисты оркестра на сцене — как в «Альцине», настоящие животные — как в «Синдерелле», эстрадные танцы и акробатика — как в «Клеопатре», больница, синие халаты — как в «Русалочке» или «Орфее»… «Сказки Гофмана» многими своими чертами напоминают спектакли Георгия Исаакяна. Конечно, каждая из этих деталей — вовсе не ноу-хау Исаакяна, но всё вместе!.. Напоминание это приятное, и, может, именно поэтому пермская публика восприняла неровный и неоднозначный спектакль так благосклонно.
Удивительно, но бдительные пермяки, которые так разносили моцартовского «Дон Жуана» в постановке испанки Валентины Карраско, на сей раз снисходительно молчат, хотя на сцене — и в близкие отношения вступают, и наркотиками балуются.
Буйство режиссёрской и сценографической фантазии настолько занимает внимание зала, что сложно становится следить за оркестром, тем более что дирижёр Артём Абашев, кажется, не стремится сделать музыку внятной, подчеркнуть каждую музыкальную линию. За музыкальность в этой постановке отвечает не оркестр MusicAeterna, а солисты и хор, который прекрасен — как в целом, так и отдельные певцы, которым достались небольшие сольные партии.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.