Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Евгений Загот: Если нас просто веселят, мы думаем, что нас обманули

Автор мюзикла «Винил» — о своём творении и его постановке в Театре-Театре, а также о судьбе мюзикла как жанра

19 мая 2015 г.

Поделиться

Твитнуть

О мюзикле «Винил» художественный руководитель Театра-Театра Борис Мильграм говорит уже не первый сезон. Премьера же всё откладывается: постановка зависит от реконструкции главной сцены, которая должна пройти летом и в начале осени. Правда, разрешения на строительство у театра всё ещё нет, и перспектива весьма туманна.

Тем не менее композитор Евгений Загот вовсю репетирует свою музыку с труппой театра, попутно додумывая и дописывая по просьбе Мильграма отдельные эпизоды.

Действие «Винила» происходит в 1957 году. Группа молодых людей, играющих джаз, решает выступить на Всемирном фестивале молодёжи и студентов. Они записывают пластинку, что приводит их в КГБ, но, вопреки цензурным препонам, они всё же выступают на фестивале.

— Какова история проекта «Винил»?

— Это — его первая постановка, но спектакль был написан не вчера. Ещё в 2011 году я сделал эту музыку для московского проекта, но по финансовым причинам постановка не состоялась и спектакль лёг на полку.

Он тогда выглядел совершенно иначе. Задумывалось этакое ревю в стиле ретро, где сюжет играл вспомогательную роль, рамочную, чтобы в него «навесить» музыкальных номеров. Вместе с моим партнёром по музыкальным проектам и основателем компании Musicalogy Артуром Байдо мы решили, что материал достоин нормальной драматургии. Мы обратились к московскому драматургу Карине Шебелян, и она, так скажем, «под нашим чутким руководством» переписала пьесу, вложив в неё интересный сюжет и смысл.

С 2011 года этот спектакль пролежал какое-то время, но так получается, что хороший материал долго не лежит. А материал у нас получился хороший; я это знаю, потому что ко мне на протяжении всего этого времени то и дело обращались люди и спрашивали: «Ну, как там «Винил»? Что с ним происходит?» В какой-то момент я понял, что надо действовать. Мы ещё немного изменили сюжет, поменяли местоположение героев на, так сказать, макете действия, что-то добавили, улучшили, и я стал показывать этот материал в разных местах: давал знакомым режиссёрам, устроил презентацию на секции Союза театральных деятелей... Я туда принёс 10 дисков, и когда я сказал: «Спасибо, я закончил, если кому-то это интересно, есть диски», на них набросились, как на горячие пирожки! Прибежали представители всех театров, которые были на презентации, и расхватали.

— «Пирожки»-то расхватали, но ставить не торопились?

— Почему? Я же не мог разрешить ставить мюзикл всем одновременно!

— Стало быть, вы уже сами из множества желающих выбрали Театр-Театр?

— Именно так. Борис Леонидович Мильграм был очень заинтересован в проекте и предложил замечательную идею, как развить сюжет, как привести его к чему-то свежему, к чему-то новому и неожиданному…

— Насколько мне известно, он увязывает эту постановку с реконструкцией сцены, с какими-то техническими наворотами, без которых «Винил» не получится таким «виниловым»…

— Да, для него это взаимосвязано. Однажды — то ли у него такое чувство юмора, то ли он пытался таким образом сбить с меня пыл, — он сказал: «Ты не думай, музыка хорошая, всё хорошо… Но главное, почему я его взял, — он идеально вписывается в нашу реконструкцию!»

— При создании музыки вы как-то отталкивались от 1950-х годов, от существовавших тогда шлягеров, наших и зарубежных? Как выстраивалась музыкальная конструкция спектакля?

— Наша музыка крутится вокруг двух полюсов. Стилевой полюс — шлягеры 1950—1960 годов, молодёжная субкультура того времени. При этом я старался, чтобы эта стилистика звучала актуально и сегодня. Как замечательно сказал Александр Митта в своей книге «Кино между адом и раем» по поводу того, что, мол, Шекспир — это несовременно и так далее… Он сказал, что, когда люди жили в то время, они считали себя самыми современными!

Если ты пишешь ретро, ты должен это делать с позиций сегодняшнего времени. Обязательно. Иначе тебе не поверят! Этот материал будет таким… протухшим. С душком. Музыка должна быть актуальной, иначе люди не почувствуют свежесть! Надо стараться не просто стилизовать, а стилизовать с выходом в сегодняшний день, дать сегодняшнюю энергию этому ретро-шлягерному оформлению.

Ну, а второй музыкальный полюс — тема власти, тема Полковника, тема государства, которое давит на свободу самовыражения, свободу мысли. Там такой пост-Шостакович, достаточно жёсткие симфонические моменты.

А между этими полюсами есть любовные дуэты, есть трио, есть массовая сцена пресс-конференции. Они написаны без каких-либо стилевых привязок, но все вместе, я очень надеюсь, эти моменты образуют некий пласт, безусловно, жанрового мюзикла. Наш мюзикл — жанровый. Существуют такие мюзиклы, которые идут не от содержания, но от формы. В этом мюзикле очень важна форма: движения, хореография… Стилевое начало — оно всегда немного условно, мы не в жизнь играем, всё это немножечко о другом — не о том, что случилось, а о том, как. Здесь смысл подчинён форме, столкновение форм и рождает этот смысл.

На самом деле таких спектаклей, когда за основу берётся какой-то стиль и через этот стиль раскрываются герои, довольно много. Посмотрим… Учитывая, какие постановки делает Борис Леонидович и Театр-Театр в целом, я думаю, что может произойти какой-то интересный купаж.

— Постановщик сильно вмешивается в ваш материал?

— Борис Леонидович довольно многое попросил поменять, и я должен признаться, что до сих пор есть одно место во втором акте, про которое мы ещё не знаем, как оно будет сделано. Может даже статься, что музыка в этом месте будет другая.

Понимаете, первый акт всегда писать проще всего: расставляешь фигуры на доске, пишешь входные арии, связки, какие-то ансамбли, закручиваешь действие. Сложность — во втором акте. Ты должен какие-то смыслы вывести и развязать, подарить зрителю катарсис. Тут надо очень точно отмерять. В первом акте ты можешь быть гораздо щедрее, ты можешь показать то, это, а во втором акте ты должен собирать эти камни, не разбрасывать.

— Вас не тревожит тот факт, что это не музыкальный театр, а драматический?

— Меня это очень тревожит. Иногда возникают сомнения, как в том анекдоте, помните? Стюардесса перед полётом рассказывает пассажирам, какие в самолёте есть «ништяки»: на первом этаже — бассейн, на втором — ресторан, на третьем — казино… «А теперь со всем этим… мы попытаемся взлететь!»

Тут такая же история. Размаааах! Очень серьёзный. И надо постараться не ударить в грязь лицом: об этой постановке знает уже вся театральная Москва, у меня уже спрашивают, когда можно ехать смотреть и нет ли лишнего билетика.

— Как вам качество труппы, голосов, оркестра?

— Я труппу знаю достаточно давно. Я видел знаменитый спектакль «Восемь женщин», работал над «Эдмоном Дантесом», уже давно репетирую «Винил». Женская часть труппы — вообще очень сильная, что и показывает спектакль «Восемь женщин»: там восемь сильных артисток, и номинация на «Маску» это подтверждает. Очень симпатичный молодой ансамбль, студенческий, — у нас они играют стиляг.

— А вообще, как вам кажется, музыкальные постановки в драматическом театре — это правильный тренд?

— У меня огромный опыт постановок мюзиклов и попыток поставить мюзиклы в разных форматах, и я абсолютно уверен, что в России нормально работать может только стационарный театр с государственным участием. Все попытки создать качественную антрепризу были не слишком успешными: спектакли идут сезон, от силы полтора… А потом оркестр удаляется, и начинаются бесконечные гастроли под фонограмму. Ну, вы понимаете. И это в Москве, где есть платёжеспособная публика! Что уж говорить про другие города?

Продюсерский формат постановок реален в том случае, если в городе существует большой туристический поток и туристы сориентированы на посещение мюзикла. А у нас для туристов — опера, балет и Третьяковка!

До сих пор и зрители, и критики относятся к мюзиклу как к чему-то несерьёзному. Посмотрите, часто ли композиторы получают «Золотые маски» за мюзиклы? Да никогда! Не то что не получают — даже не номинируются! В этом году композиторская номинация на «Маске» провалилась: было всего два номинанта. И жюри не выбрало ни одного. А почему не номинировался Виталий Истомин, который написал мюзикл «Восемь женщин»? Где логика: у музыкального спектакля множество номинаций, а композитора, который написал прекрасную музыку, забыли!

Возможны постановки на спонсорские деньги, но основа должна быть государственной. При этом большинство государственных театров — драматические, так что от них никуда не деться. Есть, конечно, театры оперетты, музыкальной комедии… Но вы сами понимаете, какие там репертуары, какие принципы! Есть, конечно, Владимир Тартаковский в Москве, в театре оперетты, он развивает своё направление русского мюзикла, перекликающегося с французской традицией. Есть Юрий Шварцкопф в Питере, там ставят интересные лицензионные спектакли на очень приличном уровне. Но в основном музыкальные театры не готовы к современным мюзикловым работам.

В драматических театрах в этом смысле гораздо интереснее работать: вот как в нашем случае или в новосибирском театре «Глобус» — там тоже любят эксперименты, и мы там с режиссёром Ниной Чусовой поставили «Робин Гуда». Да, качество вокала, может быть, страдает, но энергетика очень хорошая и головы свежие.

Вообще, наш, российский мюзикл близок драматическому театру. Мы ведь очень любим катарсис, любим поплакать. Если нас просто веселят, нам кажется, что нас обманули. Российский зритель склонен прощать какие-то технические недостатки, но главное — чтобы душа обязательно развернулась, свернулась и снова развернулась!

— Ну, и как вы думаете, в «Виниле» свернётся, развернётся? Поплачем?

— Там есть пара моментов, где это обязательно должно случиться. Если не случится, значит, мы не справились. В финале люди должны выйти с ощущением, что они прожили вместе с нами целую жизнь.