АВАРИЯ НА ШЛЮЗЕ

«У нас беда!» - успели прокричать в трубку, и связь с Чайковским прервалась

Борис Коноплев, занимавший тогда пост председателя облисполкома, снова и снова пытался соединиться. Безуспешно. Срочно вызвали вертолет. Пока летели, мысли у всех крутились вокруг самого страшного сценария - прорыва плотины Воткинской ГЭС. Это было бы катастрофой. Над Чайковском сделали круг. Плотина цела, однако маленькие точки, какими кажутся люди с высоты птичьего полета, заполнили все пространство возле шлюза, только-только сданного в эксплуатацию. Стало понятно: случилось что-то страшное.

Приговор

«Секретно

...10 мая 1962 года в 14 часов 45 минут капитан парохода «Дмитрий Фурманов», на борту которого находились 423 пассажира, 52 человека команды и капитан груженного лесом грузового теплохода «Криуши» с командой в 11 человек получили разрешение для прохода в шлюз.

Во время шлюзования парохода и теплохода на стенках камеры шлюза находились люди, наблюдавшие за шлюзованием, а в правой камере шлюза и межкамерном пространстве производились работы, на которых были заняты 63 человека. В 15 часов 05 минут швартовка судов была закончена, и с них подали сигналы о готовности к шлюзованию. В это время, то есть в 15 часов 20 минут, на участке протяженностью 110 метров, в пределах 1-4 секций, произошло обрушение правой стенки левой камеры в сторону межкамерного пространства.

...В связи с обрушением... поток воды хлынул в образовавшийся проран и мгновенно заполнил межкамерное пространство и правую камеру шлюза. Мощным потоком корму парохода «Дмитрий Фурманов» занесло в проран стенки, но благодаря мерам, принятым капитаном парохода и экипажем судна, возможная крупная авария с судами была предотвращена. Пароход был выведен из прорана в направлении нижних ворот и пришвартован к левой стенке шлюза вне участка аварии. Никто из пассажиров и команды не пострадал.

Авария вызвала тяжелые последствия: погиб 21 человек, 15 получили ранения, из них четверо - тяжелые, государству причинен ущерб на сумму 2 млн 518 тыс. 944 руб.

...На основании вышеизложенного... Пермский областной суд приговорил:

Признать Севастьянова Владимира Ивановича и Радецкого Романа Константиновича виновными по

ст. 170 ч. II УК РСФСР и наказать: Севастьянова - 6 (шестью), Радецкого - 4 (четырьмя) годами лишения свободы. Отбытие наказания обоим определить в колонии общего режима.

23 августа 1962 года».

Севастьянов в то время возглавлял техническое управление Министерства строительства электростанций СССР и был председателем пусковой комиссии. Радецкий исполнял обязанности главного инженера на строительстве Воткинской ГЭС.

Кстати, материалы этого судебного процесса, составляющие восемь пухлых томов, не рассекречены до сих пор.

Преамбула

Пуск в декабре 1961 года двух первых гидроагрегатов дался коллективу Воткинскгэсстроя очень нелегко, несмотря на трудовой подъем и небывалый энтузиазм. На это были брошены все силы и средства, иногда даже в ущерб работам на шлюзе.

А скольких нервов и здоровья это стоило!

Практически сразу после пуска заболел начальник строительства

А. К. Икомасов - экзема - и уехал на лечение в Москву. Слег с инсультом главный инженер В.И. Морозов. Приказом министра и. о. начальника строительства назначается заместитель главного инженера А.В. Кочетов, и. о. главного инженера - другой заместитель - Р.К. Радецкий.

Но еще до этого назначения случалось, что Радецкий, как зам по основным (гидротехническим) сооружениям, принимал одно решение, а Кочетов, отвечающий за промышленную базу, - другое и, будучи человеком более крутым и решительным, добивался своего. Дело дошло до того, что однажды Радецкий в сердцах бросил: «Просто не знаю, что делать. Я снимаю с себя всякую ответственность...»

Утвержденные сроки не выдерживаются (первоначальная дата ввода в эксплуатацию левой камеры шлюза - 1 мая 1962 года, правой - 20 мая). Принимается решение: сосредоточить все силы на левой камере и пускать пока только ее. Но времени и сил все равно не хватает, выясняются досадные просчеты и неувязки: то забыли заказать 58 тонн баббита, то еще какая-нибудь напасть...

В такой нервной обстановке пусковая комиссия, возглавляемая Севастьяновым, 7 мая все-таки дает «добро» на ввод левой камеры шлюза в эксплуатацию по временной схеме, и уже утром 8 мая в шлюз входит первое судно - пароход «Мамин-Сибиряк»...

Проще всего свести все к пресловутой показухе, стремлению выполнить и перевыполнить, приурочить пуск к знаменательной дате, отрапортовать и получить награду. Безусловно, доля истины в этом есть. Но нельзя сводить все только к этому.

У гидротехников есть свои Сцилла и Харибда - паводок и навигация, которые накладывают очень жесткие ограничения на все проводимые на реке работы. И тут никакая идеология, никакие приказы и понукания не могут изменить ситуацию.

Возьмем плоты. Самое лучшее время для их сплава - большая вода. Сколько тогда скопилось их в верховьях Камы, если на севере Пермской области, в Керчево, в то время во всю мощь работал один из крупнейших в мире сплавных рейдов? При сооружении Воткинской ГЭС перед перекрытием Камы, например, за двое с половиной суток было пропущено 48 плотов! Вот откуда спешка и грозные окрики из центра.

И еще. Эпоха повального очковтирательства наступила в нашей стране гораздо позже, большая часть людей тогда еще жила светлыми идеями и искренним стремлением приблизить их осуществление.

Как это было

Два дня все шло нормально. 10 мая в 14 часов 30 минут по московскому времени левая камера шлюза была наполнена водой до уровня верхнего бьефа.

Анна ХАРЛАМОВА (в тот день должна была работать в межкамерном пространстве шлюза):

- Мы уже спустились вниз, когда услыхали: «А вы что тут? В конторе зарплату дают!» Побросав инструменты, мы поднялись наверх и отправились за деньгами. Пока дошли до барака, пока дождались своей очереди, прошло довольно много времени. Идем обратно и видим: народ бежит из поселка на шлюз, все оцеплено милицией, тут же мечется начальник строительства Икомасов. Когда узнала, что случилось, то первой мыслью было: лопаты-то внизу остались, теперь из зарплаты вычтут! Видимо, была в шоковом состоянии, потому что не сразу дошло, какая произошла трагедия и чего я сама чудом избежала. Нас туда не пустили, а отправили домой. Придя к себе, я пошла за водой и узнала, что эвакуированных с парохода привозят на площадь Чайковского...

После пуска шлюза меня не покидало ощущение, что та самая стенка, которая потом обрушилась, колышется. Я сказала об этом девчонкам из бригады, а они надо мной посмеялись: мол, быть этого не может.

Точно такая же реакция на подобное утверждение у специалистов и сейчас. Кстати, в воспоминаниях художника Анатолия Тумбасова, который делал наброски картин на строительстве Воткинской ГЭС, тоже есть упоминание о колышущейся стенке шлюза.

Александр БУЗМАКОВ (ходил первым штурманом на сухогрузе «Гжатск» на контейнерной линии Пермь - Москва - Пермь):

- 10 мая, разгрузившись в Сарапуле, мы ждали разрешения идти в Чайковский (всего-то 60 км - часа четыре ходу). Не выпускают, и все тут. Потом сообщили: в Чайковском на шлюзе произошла серьезная авария с человеческими жертвами. А через несколько часов подошел сухогруз «Криуши», который в момент аварии шлюзовался вместе с «Дмитрием Фурмановым».

Капитан сухогруза рассказал кое-какие подробности. Вода через пролом в стенке стала уходить в межкамерное пространство, где работали люди. Паника, крики! Как помочь пострадавшим? Те, кто на плаву, не могут взобраться по отвесным стенам, повсюду торчит покореженная арматура. Потоком воды в пролом стало затягивать корму парохода «Дмитрий Фурманов». На нем обрубили швартовы, капитан пытался удержать судно машиной - не получалось. Затем с кормы «Криушей», ошвартованных у той же стенки, но целой ее части, подали буксирный конец на нос «Фурманова» и уже двумя машинами сумели удержать пароход...

Владимир ШИПКОВ, начальник отдела оборудования Воткинскгэсстроя:

- Я был на месте происшествия через 20 минут и видел жуткое зрелище. Вода с шумом изливалась через пролом из левой камеры в межкамерное пространство и далее через недостроенную стенку - в правую, где под ее напором распахнулись ремонтные ворота. В межкамерном пространстве на поверхности воды бурлили гигантские водовороты, огромные деревянные щиты опалубки плавали (не то слово - метались!) и ударялись друг о друга, словно ножи гильотины. Шансов уцелеть в подобной ситуации было ничтожно мало, но спасшиеся все-таки были.

Благодаря самоотверженным и умелым действиям двух инженеров удалось прекратить поступление воды в шлюз. Для этого им пришлось, расположившись с обеих сторон ворот и обмениваясь только знаками, поскольку из-за шума потока ничего слышно не было, закрывать верхние ворота. А поскольку синхронно-следящая система, предотвращающая их перекос и, соответственно, заклинивание, готова еще не была, задача на их долю выпала очень непростая.

К тому моменту «Фурманова» удалось вывести из прорана и пришвартовать к противоположной стенке камеры. Люди торопливо покидали судно: некоторые по сходням перебиралась на «Криуши», другие, в том числе женщины и дети, карабкались по веревочной лестнице наверх...

Анатолий БЕРЕГОВОЙ, начальник отдела водного транспорта Воткинскгэсстроя:

- Мы находились на паромной переправе, когда нам позвонили: «Срочно на всех катерах на шлюз! Авария!» На месте оказались через 15 минут. Увидели распахнутые нижние ремонтные ворота правой нитки и поднявшуюся на метр по сравнению с рекой воду. Шум вод перекрывался многоголосым то ли стоном, то ли криком горожан, прибежавших из поселка: в нем были и горе, и бессилие, и гнев. Милицейское оцепление появилось позже, тогда же собравшихся оттеснили от шлюза...

В правой камере мы обнаружили всего одного рабочего: монтажник намертво вцепился руками в прутья арматуры примерно в полутора метрах над водой. Нам пришлось силой разгибать ему каждый палец отдельно, чтобы снять его. Доставив пострадавшего к машине «скорой помощи», мы узнали, что он, к сожалению, был уже мертв.

Среди погибших была двадцатилетняя девушка, только-только вышедшая замуж. Были и двое наших: Миша Паздерин, моторист-водитель личного катера Икомасова и моторист катера БМК-90 Толя Соловьев. Парни решили попить на пароходе пива и стояли среди других на стенке всего в 2-3 метрах от того места, где позже появилась трещина. Рассказывали, раздался жуткий треск, и стена начала медленно крениться. С целой ее части всем оставшимся кричали, чтобы они прыгали, расстояние было совсем небольшое. Нескольких девушек даже сумели перетащить оттуда в безопасное место, а Миша с Толей, видимо, растерялись...

Ночью в составе комиссии, которую возглавлял первый секретарь обкома партии Галаншин, мы проверяли по билетам, всех ли пассажиров с «Фурманова» удалось эвакуировать, не погиб ли кто. Все 423 человека оказались целы и невредимы. Когда мы их опрашивали, почти все шепотом, оглядываясь по сторонам, говорили об очень грубой швартовке: пароход буквально протаранил кормой стенку шлюза...

Михаил НАЗАРОВ, первый секретарь горкома КПСС:

- Известие о случившемся застало меня в совхозе «Урал». Мы сразу помчались обратно в город. Подъезжая к плотине, увидели толпу народа, бежавшую в сторону шлюза. На всю жизнь запомнилось ощущение растерянности, посетившее меня в первый момент: что делать? Как помочь тем, кому еще можно помочь?

После аварии какое-то время не удавалось получить ответ на первоочередной вопрос: сколько человек погибло и кто? Дело осложнялось тем, что в момент шлюзования кто-то просто наблюдал за процессом, кроме того, на верхнем обрезе стенки находились несколько человек, которые хотели спрыгнуть на теплоход, чтобы попить пива. Конечно, обстановка в городе была тягостной и гнетущей. По мере того, как в правой камере отыскивали и извлекали из-под слоя грунта тела погибших, проходили похороны. Ежедневно в течение недели мы вместе с председателем облисполкома Борисом Всеволодовичем Коноплевым участвовали в траурных церемониях. Могу сказать совершенно точно, что не было откровенного ропота среди строителей, не помню, чтобы кто-нибудь после аварии отказывался идти работать в камеры шлюза...

От меня и секретаря парткома Воткинскгэсстроя Михаила Варзина потребовали объяснительных записок с принципиальной оценкой случившегося. Ситуация сложилась двусмысленная: с одной стороны, произошла страшная трагедия, повлекшая многочисленные человеческие жертвы; с другой, было понятно, что Севастьянов и Радецкий стали формальными виновниками, не потребовав от проектировщиков письменных расчетов. Не случайно после вынесения приговора многие возмущались: тех, кто проектировал шлюз, тоже должны были бы судить - если не вместо них, то хотя бы вместе с ними. Одним словом, мы написали записки, но акценты в них были расставлены прямо противоположные.

Вечером того же дня и позднее...

Была назначена правительственная комиссия по расследованию причин аварии. Сразу же в Чайковский прилетели первый секретарь обкома К. И. Галаншин и сотрудники областного управления КГБ. Чуть позже - председатель Госстроя СССР Гришманов, первый замминистра строительства электростанций П. С. Непорожний... Самого министра - Игнатия Новикова - весть о случившемся застала в Финляндии. О трагедии он узнал, слушая передачу радиостанции «Голос Америки», в которой прозвучало: «По непроверенным данным, погибло более 100 человек...»

Из Москвы прилетел следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР, началось следствие. Оно шло своим чередом, пока в ходе дознания следователь не был неожиданно вызван на три дня в Москву, после чего ход расследования явно приобрел определенную направленность: во всем виноваты строители и члены приемной комиссии, подписавшие акт. В кулуарных же беседах руководителей стройки успокаивали и заверяли, что по проектировщикам будет отдельное, закрытое расследование. Не было его!

Севастьянов и Радецкий приказом министра были уже давно сняты со своих постов и трудились в производственно-техническом отделе Главгидроэнергостроя, сидели в одном кабинете и, подав кассационную жалобу в Верховный суд, ждали решения своей участи. Трудились - это сильно сказано. Радецкий, вспоминая эти дни, рассказывал:

«Мы не могли ничего делать, были просто не в состоянии. Только ждали, что вот-вот войдут люди в военной форме, и мы услышим: «Кто здесь Севастьянов и Радецкий? Пройдемте с нами!» И вот однажды в кабинет входят двое военных в фуражках с околышами василькового цвета (сотрудники Комитета государственной безопасности) и спрашивают: «Кто здесь Севастьянов и Радецкий?» Что мы испытали - передать невозможно. В груди похолодело, сердце рухнуло куда-то вниз и замерло... И вдруг слышим: «Мы приехали из Сибири, со строительства особо важного объекта. Нам нужны опытные и грамотные руководители. Нам порекомендовали вас!»... Оказывается, накануне у Ивана Наймушина, легендарного гидростроителя, возглавлявшего сначала Камгэсстрой, а затем Братскгэсстрой, депутата Верховного Совета РСФСР, состоялась встреча с Председателем Президиума ВС Николаем Игнатовым. После беседы Николай Григорьевич, на столе которого уже лежал приговор, сказал только: «Вот теперь мне все ясно!» - и собственноручно написал на его первой странице поверх машинописного текста: «Условно!»

Кремлевский след

Ноябрь 1959 года. Колонный зал Дома Союзов. Всесоюзное совещание по энергетическому строительству. Все идет своим чередом, пока в зале не появляется Хрущев, неожиданно для всех вернувшийся из Пицунды. Он сразу ринулся к трибуне и среди прочего заявил: «Гидроэлектростанции строятся очень долго, дорого, запасы прочности неоправданно большие. Нужно всячески экономить материалы и ускорять темпы строительства...»

Нужно знать отечественных чиновников, чтобы иметь представление, как они реагируют на любой чих начальства, с каким остервенением они принимаются выполнять, пусть даже вынужденно, очередную директиву.

Сказано - сделано. Началось страшное давление на проектировщиков. В том числе и на сотрудников Ленгидропроекта, которые уже в ходе строительства перепроектировали шлюз (из двухступенчатого он стал одноступенчатым).

Вот фрагмент рукописи М.Н. Назарова, не вошедший в книгу «Это в сердце было моем»:

«23 июня 1960 года строительство гидроузла посетил министр строительства электростанций И. Т. Новиков... Он настаивал на дальнейшем снижении расхода металла при армировании бетона и на большем применении сборных железобетонных конструкций, хотя ажурность сооружений и без того была очевидной. Якубов как главный инженер проекта выступил с резким возражением против требований министра, настаивая на том, что волевым порядком эти вопросы решаться не должны. Время покажет, что он был прав...»

Сопротивлялся и Осипов, возглавлявший от Ленгидропроекта на строительстве группу рабочего проектирования, - способный, грамотный, но иногда чрезмерно осторожный гидротехник. Но кое-кто дрогнул, и вкупе с новизной и уникальностью сооружения образовалась взрывоопасная смесь...

После аварии на гидроузле работала экспертная группа, члены которой выяснили немало интересного. При всей пристрастности они так и не нашли сколько-нибудь значительных отступлений от проекта и нарушений технологии строительно-монтажных работ, опасно снижающих их качество. Зато при анализе самого проекта были выявлены такие серьезные ошибки, что диву даешься. Любая из них могла привести к самым трагическим последствиям.

Вполне вероятно, что авария 1962 года предотвратила гораздо более масштабную катастрофу, которая могла произойти после заполнения Воткинского водохранилища до уровня нормального подпорного горизонта. Как это ни кощунственно звучит, но гибель людей 10 мая 1962 года заставила перепроверить буквально все и внести в конструкцию гидроузла такие изменения, которые превратили его действительно в безопасное и надежное сооружение, по крайней мере, на сегодня.

Так почему же удалось уйти от ответственности проектировщикам?

Дело в том, что к тому времени отечественная гидротехническая наука наконец-то вышла на международную арену. В Египте на реке Нил шло сооружение уникального гидроузла (опять уникального, но ничего не попишешь - что есть, то есть) - Высотной Асуанской плотины. Спроектирована она была сотрудниками того же института, возводилась на советские деньги при активнейшем участии советских строителей. Мало того, что она должна была вдохнуть новую жизнь в древнюю страну, так при этом быть такой прочной и надежной, чтобы выдержать прямой ядерный удар (таково было требование египтян по причине непрекращающегося арабо-израильского конфликта).

Представьте, каков был бы международный резонанс, если бы президент Египта Гамаль Абдель Насер и мировая гидротехническая братия узнали о том, какие грубейшие ошибки и просчеты, повлекшие за собой человеческие жертвы, допустили разработчики при проектировании Воткинской ГЭС. О международном признании и мировом гидротехническом рынке можно было бы забыть раз и навсегда. Поставить на них большой жирный крест. Вот поэтому и старались всеми правдами и неправдами не допустить и тени сомнения в компетентности отечественных проектировщиков даже в Советском Союзе, чтобы это не просочилось на Запад.

В конце 1960-х годов главным советским экспертом на строительстве Саад аль-Аали (так в Египте называли Высотную Асуанскую плотину) был Кирилл Смирнов, еще в годы войны участвовавший в возведении первой на территории Пермской области ГЭС - Широковской. По словам Владимира Шипкова, работавшего тогда под его непосредственным началом, тот неоднократно возвращался к теме аварии на шлюзе, разбирая случившееся в мельчайших подробностях, и возмущался: «Почему мы в Главке не знали всех деталей случившегося? Почему подробности доходили до нас в искаженном виде? Почему проектировщиков не судили?!»

Его реакция вполне объяснима, поскольку в 1962 году Смирнов возглавлял Главное управление по экспертизе Госстроя СССР и должен был знать абсолютно все! Не знал...

Вместо эпилога

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июля 1966 года 348 рабочих, инженерно-технических работников и служащих Воткинскгэсстроя и других организаций удостоены правительственных наград. Среди них нет ни одного проектировщика. Это единственное официальное, пусть косвенное, но свидетельство их главной вины в трагических событиях 10 мая 1962 года.

Якубов бывал в Чайковском после аварии не один раз. У встречавшихся с ним в ту пору сложилось впечатление, что он очень тяжело переживал случившееся на шлюзе, потому что вновь и вновь задавал то ли себе, то ли своим собеседникам один и тот же вопрос: как это могло произойти? Прекрасно понимая, что моральная ответственность лежит на нем как на главном инженере проекта, однажды он не выдержал и в сердцах обронил: «Подставил меня этот...» - и скрипнул зубами.

Не будем повторять названной им фамилии, мы же договорились никого не обвинять.

Доподлинно известно и другое: несмотря ни на что, Якубов до последних дней своей жизни мечтал быть отмеченным за проектирование именно Воткинского гидроузла, поскольку при его разработке и строительстве было применено множество действительно новаторских и прогрессивных инженерных решений.

Автор выражает благодарность Владимиру Александровичу Шипкову, Михаилу Николаевичу Назарову и сотрудникам Чайковского городского музея.