Ввод в строй гиганта химии — Березниковского азотного комбината
Решение строить этот завод выглядело авантюрой. В тайге, где большинство населения продолжало жить в средневековье, носило зипуны и, зевнув, крестило рот, предполагалось выстроить огромное, сложное, дорогостоящее сооружение, которое могли обслуживать только специалисты.
С одной стороны, завод строили тысячи заключённых. С другой — на стройку приехало огромное количество иностранных специалистов устанавливать оборудование. Кроме того, в Березники хлынули на заработки артели шабашников со всей страны, прибыли два эшелона комсомольцев по путёвке ЦК. «Нет, это неплохо — брать с боем века, ведь зреет эпоха в Березниках!» — это было написано на одном из вагонов. «Зима. Январь, — вспоминает один из них. — Когда в Москве давали путёвку, предупреждали: Верхнекамье — глушь. Между прочим, туда ссылают. Из Москвы выехал щёголем, в ботиночках, в пальто, перешитом из солдатской шинели, и в фуражке ленинградской одежды. В Москве 27 градусов, в Перми — 40. Рука сквозь перчатку пристаёт к ручке двери вагона».
Чтобы верно отразить пафос великой стройки, приехал и большой писатель Константин Паустовский. «Разве в Москве можно понять, что значит индустриализация или овладение передовой западной техникой, — писал он. — Никогда! (…) Это надо видеть, надо глупеть от недоумения, надо болеть от масштабов и контрастов. Только тогда вы поймёте, что происходит в СССР. Происходят вещи, перед которыми мировая история не заслуживает внимания и вызывает зевоту».
Другой большой писатель — Варлам Шаламов — оказался там не по своей воле. Он отбывал там срок и оставил такие воспоминания: «Слова «зэк» не было тогда. Лагерь блестел чистотой. Чистота, порядок были главным достижением лагеря, предметом неустанных забот многочисленной его обслуги. (…) Я много встречал потом ссыльных, а то и просто вербованных работяг, бежавших из Березников из-за плохих условий быта. Все они вспоминали одно и то же: «раскормленные рожи лагерных работяг».
Строительство первого в стране азотно-тукового завода и крупнейшей ТЭЦ в Европе того времени заняли менее трёх лет. Весной 1932 года на Березниковском азотно-туковом комбинате был получен первый аммиак. В столичных газетах его обычно называли Гигантом химии. Достаточно сказать, что водонасосная станция химкомбината была мощнее московского водопровода в два с половиной раза.
После триумфального пуска химкомбинат смог по-настоящему заработать только через год: весь 1932 год шло освоение производства, которое продвигалось с большим трудом. Работа тогда требовала настоящего героизма. Не случайно кумиром рабочих химкомбината тех лет был писатель Николай Островский. Они писали ему письма, и он отвечал: «Будущее принадлежит нам — так же, как и героическое настоящее».
В «героическом настоящем» многое не ладилось. За это жестоко спрашивали: с 1932 по 1941 год на химкомбинате сменилось семь директоров. Из них трое были расстреляны.
Азотно-туковому комбинату присвоили имя Клима Ворошилова, что недвусмысленно указывало на его военную миссию, а также на то, что осуществлять проект пришлось, по сути, «с саблей наголо».
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.