Пермский лес и «Красный Октябрь»

Ровно 100 лет назад, в августе 1910 года, на западной окраине Перми, в устье реки Мулянки, богатые графья Балашовы начали строительство одного из крупнейших заводов Российской империи. Это все равно, как если бы сейчас какой‑нибудь известный российский олигарх объявил о возведении в районе Перми самого большого в стране предприятия.

Лесопильный завод Е. А. Балашовой официально открылся 11 августа (29 июля) 1910 года. О масштабности этого предприятия говорит число работавших на нем накануне Первой мировой войны — до 3 тыс. человек (с началом войны комбинат дополнился ящичным заводом оборонного значения, где работали еще 600 человек). Крупнее по численности персонала во всем Прикамье был только Мотовилихинский завод.

При лесозаводе быстро выросли новые пермские окраины — Балашовский и Екатерининский поселки, на левом и правом берегах Мулянки соответственно. Потом они стали официально называться Лесопильным и Заводским, и лишь в 1960‑е окончательно образовали с соседними поселениями микрорайоны Заостровка и Парковый. Но и в советское время долго еще были в памяти названия, данные в часть Екатерины Балашовой, хотя для большинства пермяков имя ее уже ни о чем не говорило. Лесокомбинат давно назывался «Красный Октябрь». И об этом имени тоже мало кто задумывался, и уж тем более — мало кто мог разглядеть в нем трагическую иронию, начало конца крупнейшего пермского предприятия, а в судьбе завода, как в зеркале, увидеть расцвет и упадок одной из важнейших отраслей экономики Прикамья.

Знатные «лесники» Балашовы

Екатерина Андреевна Балашова входила в число тех людей Российской империи, которых называли емким словом «знать». Причем высшего разбора, тех самых «особ, приближенных к государю императору». Графский род Балашовых уже второй век служил сенаторами, губернаторами и царедворцами, был близок с известнейшими фамилиями империи — Воронцовыми, Шаховскими, Паскевичами. Балашовы были весьма богаты — в начале XX века их состояние оценивалось в сумму около 30 млн золотых рублей, им принадлежало до сотни различных предприятий и почти миллион гектаров земельных и лесных наделов. Наверное, из-за своих обширных лесов Балашовы систематически получали при дворе звание егермейстеров, то есть главных царских лесничих. Между прочим, по табели о рангах это был чин, равный генерал-лейтенанту.

Братья Николай и Иван Петровичи были чиновниками высокого ранга, оба — члены Государственного совета. Это не мешало им заниматься крупным бизнесом. На Урале они распоряжались Симским горным округом (ныне в Челябинской области). Иван Петрович был одним из основателей акционерного общества «Сормово» в Нижнем Новгороде, владельцем соляных промыслов в Крыму и Бабаевского железоделательного завода в Вологодской губернии. Последний сыграл большую роль при строительстве железной дороги Санкт-Петербург — Вятка — Пермь, выпуская рельсы. Говорят, что к самому начертанию трассы Балашовы приложили руку в своих интересах. Помимо рельсов, Иван Петрович производил и шпалы, для чего всерьез занялся лесопромышленностью.

Старший брат, Николай Петрович, кавалер почти всех высших орденов империи, женился в 1869 году на графине Екатерине Андреевне Шуваловой. А на следующий год молодая графиня Екатерина Балашова уже распоряжалась организацией… выборов в Соликамское уездное земство, владея в уезде 75 тыс. гектарами земли и соляными промыслами. Кроме того, ей принадлежали различные земли в Чердынском уезде (по реке Вижай), в Оханском уезде (Стряпунино, Сива, Насадка и другие).

Екатерина Андреевна родила двух сыновей и двух дочерей. Братья Балашовы-младшие, Петр и Александр, стали гвардейскими офицерами и наследниками огромных состояний. Особенно преуспел в жизни Петр Николаевич, окончивший юридический факультет Петербургского университета, послуживший в Лейб-гвардии гусарского полка, дважды депутат Государственной думы, едва не ставший ее спикером, лидер одной из самых влиятельных думских фракций.

Балашовы, имевшие широкие связи в столичных офицерских кругах, к тому же всерьез увлекшись политикой, оказались в эпицентре одного «лесопромышленного» внешнеполитического скандала.

Гусарская атака в леса

В самом конце XIX века на Дальнем Востоке, одновременно со строительством новой военной базы Порт-Артур, набирала ход тайная грандиозная афера, главными действующими лицами которой были самые приближенные к царю Николаю II, да и он сам. Царь, надо полагать, действовал из неких «государственных интересов», большинство же участников просто мечтали как следует обогатиться.

Речь шла о приобретении огромной лесной концессии по реке Ялу (порядка 3 млн гектаров «чудных лесов лиственницы и кедра»). Фактически эта концессия означала полный контроль над северной частью Кореи. Под видом лесных рабочих предполагалось ввести в страну переодетых солдат. Во главе авантюры стала темная личность, бывший офицер лейб-гвардии Александр Безобразов, имевший большие связи. Участники его проекта, среди которых были министры, адмиралы и придворные толстосумы, получили говорящее название «Безобразовская клика». Во главе собственно лесозаготовок высокопоставленными концессионерами был назначен один из братьев Балашовых.

Русские пилы в корейских лесах дружно запели в 1902 году, одновременно стали прибывать якобы демобилизованные сибирские стрелки для охраны. В конце концов, их набралось 1,5 тыс.

Корея была официально признана российской дипломатией сферой интересов Японии. Но Николая II это нисколько не смущало, недовольных министров он отстранил, а Безобразова назначил статс-секретарем. В итоге началась Русско-Японская война. А понимающим наблюдателям уже тогда стало ясно, что у России неадекватный правитель. Для нас же будет интересным отметить, что Балашовы к тому времени считались ведущими лесопромышленниками империи.

Едва улеглись вызванные поражением в войне с Японией революционные страсти, как в пермских газетах появилось сообщение, что в 1907 году жена егермейстера высочайшего двора Екатерина Андреевна Балашова купила земли по реке Мулянке для строительства крупнейшего лесопильного завода между Камским мостом и деревней Красавой.

Летом 1910 в газете «Пермская земская неделя» появилась статья «Крупная сделка». В ней сообщалось, что Балашовы продали англичанину Гейману Оркину из своих пермских имений 1 млн бревен по 3 рубля 80 копеек за штуку, которые в распиленном виде должны быть отправлены в Англию. Для чего началась постройка громадного лесопильного завода с фантастическим числом пилорам — 75! Количество в 1 млн бревен тоже поражало. По Каме тогда сплавлялось едва ли 200 тыс. бревен в год.

Гейман Оркин был брокером Лондонской биржи, специализировавшимся на Урале. В том же августе 1910 года он приобрел на несколько миллионов золотых приисков в Зауралье. В начале 1917 он еще активно занимался продажей 20-миллионного пакета акций Сысертского горного округа, неподалеку от Екатеринбурга.

Нечего и говорить, что стремительный приход столь крупных «акул капитализма» всколыхнул относительно тихую Пермь, оживлявшуюся лишь в период навигации.

Лесопиление в Прикамье было делом широко распространенным, но лишь в качестве добычи топлива для заводов. Зарабатывать миллионы, продавая лес на доски, — 100 лет назад это казалось сенсацией.

Меньшевики во главе

Миллион бревен необходимо было поставить за три года, так что, в конце концов, завод стал 16-рамным, с оборудованием новейшего шведского типа, рассчитанным на обработку до 500 тыс. бревен в год. Весь завод был спроектирован в Швеции, откуда прибыли и инженеры-инстукторы. Для их проживания в деревне Красава Балашовой были приобретены 20 домов.

К 1912 году завод выполнил контракт с Оркиным и нуждался в новых средствах. Графине Балашовой было уже за 60, так что она готовилось уходить на почетный отдых. Дела были переданы Пермскому лесопромышленному и торговому акционерному обществу. Исполнительным директором завода, названного теперь «Пермолес» и принадлежавшего семье монархистов и русских националистов, стал еврей и революционер-меньшевик Семен Либерман.

Семен Либерман — личность незаурядная. Управляющий всеми лесными предприятиями Балашовых при месячном окладе в несколько тысяч рублей, в 1917 он оказался в экономическом отделе Петроградского Совета, а затем — в большевистском правительстве. Возглавлял экспедицию заготовления ценных бумаг (Гознак), затем занимался национализацией лесной промышленности. В 1921-м был послан Лениным за границу для пробития бреши в экономической блокаде вокруг Советской России. Заключил первые крупные контракты с капиталистическим миром, в основном на поставку леса. В середине 1920-х был вынужден эмигрировать. В США он написал небезынтересную книгу воспоминаний Buildings Lenin`s Russia («Строительство России по Ленину»), которую можно найти в интернете. Среди прочего Либерман в своей книге немало строк уделил Балашовым. В частности, заметил, что уже первый год работы показал, что операция по доставке миллиона бревен в Англию «долгая и трудная и приносит большие убытки».

В 1923 году Либерман встретил в Баден-Бадене «старика Балашова» (Николая Петровича). «Он все надеялся, что прежнее вернется и все меня спрашивал: скоро ли уйдут эти проклятые большевики?»

Советские партийные историки, описывая революционную борьбу рабочих Прикамья, не забывали упомянуть про крепкую большевистскую ячейку на Балашовском заводе. Принимая во внимание значительную численность рабочих лесокомбината, следует допустить, что здесь, как и на Мотовилихинском заводе, большевиков имелось немало. Но архивные документы показывают, что вся классовая борьба сводилась к забастовкам из-за недоплаченного рубля прибавки к поденной плате. После разъяснения от имени управляющего Либермана (который имел, согласно списку абонентов Пермской телефонной сети на 1916 год, номер телефона 6-49 и адрес «Устье р. Мулянки»), работа продолжалась «в полную смену».

Да что там, уже в 1921 году в поименных списках работников завода «Пермолес» можно обнаружить на посту начальника канцелярии сына главного пермского меньшевика Шнеерова, непримиримого противника большевизма.

Роковой октябрь

После Гражданской войны советской власти досталось в Прикамье 12 лесопильных заводов с 33 рамами. Половина всех пилорам была установлена на Лесопильном заводе №1 «Пермолес». Спустя 10 лет после первого открытия, в августе 1920 года, крупнейший лесозавод Урала был вновь пущен в действие.

План на сезон 1920-1921 годов всей лесопромышленности Прикамья был установлен в 60 тыс. кубометров пиломатериалов. Реальное производство составило 45 тыс. кубометров. Производительность же одного лесокомбината «Пермолес» до революции была 100-150 тыс. кубометров в год. Завод смог бы еще выйти на прежнюю мощность. Но 4 октября 1921 года на комбинате «Пермолес» случился страшный пожар. Несмотря на усилия местной пожарной команды и прибывшей подмоги из Перми, были уничтожены все 16 шведских пилорам.

Газета «Звезда» потрясенно писала: «В огне погиб лучший в Советской Республике лесопильный завод», а через месяц после катастрофы — «Но пролетариат не пал духом!» В уцелевших от огня корпусах заработали две пилорамы — одна с завода №3 Белоусова, другая — с фабрики Гознак.

Но некогда непререкаемое лидерство заводу оказалось уже не вернуть. Красное зарево октября 1921-го перекликнулось с жестокой жарой и засухой, обрушившейся на несчастную Россию. Это было потрясением куда большим, чем сгоревший гигант лесопромышленности.

«Благодаря отсутствию дождей весны и лета 1921 года поля и луга значительной части Кунгурского и Оханского уездов и целиком Осинский и Сарапульский уезды, будучи в прежние годы житницей Пермской губернии, превратились в бесплодную пустыню, и местное население этих уездов обреклось на голодовку… Когда выявилась безрадостная картина полей и лугов, значительная часть населения этих уездов, предвидя все ужасы надвигающегося голода, стала покидать веками насиженные места». Этот чуть ли не былинный стиль — начало отчета о состоянии лесной промышленности за 1921 год.

На следующий год, когда в стране стал вводиться НЭП, бывшую фабрику Балашовой обследовали специалисты. Их диагноз — это приговор раковому больному: «Полная убыточность работы при неимении массового однотипного заказа и превалировании работы столяров над работой деревообделочных станков», «Необходимо полное прекращение работы со снятием всего оборудования после выполнения задания по шпалам».

Молнией жизненной энергии на этом мрачном фоне сверкнуло выдержанное в духе того времени письмо-обращение прежнего начальника «Пермолеса», ставшего директором вышестоящего объединения «Пермодрев» товарища Якимова:

«Товарищи «пермолесовцы»!

Однако этот документ имел скорее психологическое значение, давал надежду. Завод простоял в полусгоревшем виде еще пять лет. Его даже не стали включать в состав образованного в 1925 году лесного треста, бесцеремонно присвоившего имя «Пермодрев».

Руководство нового треста возмущалось: «Деловая переписка при пересылке через почту отправляется на ст. Пермь II — Балашиха, завод «Пермолес», который к нашему тресту никакого отношения не имеет».

Завод в устье Мулянки восстановили лишь к 1928 году (работало четыре рамы, потом — восемь). На радостях и в честь 10-летия революции его переименовали в «Красный Октябрь», особо не задумываясь о возможных ассоциациях с огненным октябрем 1921 года.

Закат лесной империи

Комбинат «Красный Октябрь» имел затем большую историю, в точности повторяя траекторию развития лесной промышленности Пермской области.

Бывший управляющий заводом «Пермолес» Семен Либерман к своей книге воспоминаний приложил таблицу лесных площадей в Европейской России. Из нее следовало, что треть всех лесных наделов, расположенных вблизи от водных и железнодорожных путей, падало в первой половине XX века на Камско-Уральский регион. Это 25 млн гектаров удобного для добычи леса. Неудивительно, что Прикамье стало в СССР главным лесозаготовителем. Именно здесь в годы первых пятилеток появляются и первые целлюлозо-бумажные гиганты страны.

В 1920-1930-е годы в крае вывозилось с лесосек 4-6 млн кубометров древесины, в 1940-м
— уже 11 млн кубометров, в 1955-м — 21 млн кубометров, а в 1960-м Пермская область заготовила 27 млн кубометров, заняв первое место в СССР. В дальнейшем, до конца 1970-х, лесозаготовки стабилизировались на уровне 25 млн кубометров, но с первого места по добыче область скатилась на второе, а в 1975-м — и вовсе на пятое. Случилось самое страшное, что могло быть в советской экономике, — впервые не выполнен план по вывозу леса.

Символическим отражением начавшегося кризиса отрасли стал пожар на лесокомбинате «Красный Октябрь», случившийся тоже в 1975 году. К тому времени здесь достигли рекордного уровня выпуска в 240 тыс. кубометров пиломатериалов при проектной мощности в 330 тыс.

Имея общий расчетный лесной ресурс в 1 млрд кубометров, с темпом вырубки, набранным в 1960-е, деловой лес в Пермской области должен был кончиться к 2000 году. Так и случилось. Сегодня вырубка леса в Прикамье свернулась до уровня 1920-х годов. Крупнейшие ЦБК Пермского края теперь завозят древесину из других регионов.

А пермский лесокомбинат «Красный Октябрь» в 1997 году был признан банкротом. На его площадях теперь новое предприятие со старым названием — ОАО «Пиломатериалы «Красный Октябрь»/Red October, с единственным акционером в виде кипрского оффшора. Как и во времена Балашовых, этот лесопильный завод активно работает на экспорт и примерно в тех же объемах. Правда, численность персонала сейчас составляет лишь 200 человек.

При подготовке статьи использованы материалы фондов Государственного архива Пермского края.