«Чёрное золото» в краю белых снегов

В древности огромная территория, населённая вогульскими племенами, носила общее название «Пермь». Легендарный святитель Стефан Великопермский одинаково почитается как на Каме, так и на Вычегде и Печоре. Печорский край, ныне называющийся Республика Коми, — наш старинный и, увы, по сей день труднодоступный северный сосед. С летописных времён здесь были известны нефтяные ключи. По сути, отсюда и пошла вся российская «нефтянка». А в 1907-1911 годах тема ухтинской нефти прочно поселилась на страницах российских газет. Как в них тогда писалось, «самым животрепещущим вопросом нашей жизни, бесспорно, является разработка нефти на Ухте: о ней говорят и в крестьянских избах, и в хоромах богачей».

Первая русская нефть

По реке Ухте, впадающей в Ижму (которая, в свою очередь, является притоком Печоры), издавна собирали «густу горючу воду», скапливавшуюся лужами на берегу. Был знаменит и местный камень доманик — пропитанный нефтью сланец, горящий, как свеча. Нефть до прихода керосиновой эры употребляли как колёсную смазку, растворитель красок и… лекарство. Во времена покорения Сибири Ермаком (конец XVI века) нефть в Москве стоила в шесть раз дороже вина. Привозили её из Баку, тогда принадлежавшего персидскому падишаху.

Русские войска появились на Бакинских промыслах в 1723 году, в год основания Егошихинского завода (в состав Российской империи Азербайджан окончательно вошёл 90 лет спустя). А в 1721 году рудознатец Архангельской губернии Черепанов сообщил в Берг-коллегию, что нашёл большой ключ нефти на Ухте. В 1745-м архангельский купец Фёдор Прядунов просил Берг-коллегию разрешить построить там нефтяной завод. На следующий год первый русский нефтепромысел заработал. Прядунов сумел добыть на нём за пятилетие 220 пудов (3,5 тонны) «горного масла» или третью часть нефти, потреблённой в России за весь XVIII век.

Однако судьба первого русского нефтяника оказалась трагической. Сбыт из далёкого северного края был очень трудным. Нефть везли по Печоре до моря, затем — в Архангельск, оттуда — долгой дорогой в столицу. Промысел разрушило половодье, восстановление лишь умножило убытки. В конечном итоге крупнейший горный предприниматель севера был посажен в 1752 году в долговую тюрьму за неуплату 35 рублей налога, где и скончался на следующий год.

Со времён первопроходца Прядунова в истории добычи ухтинской нефти поселился какой-то злой рок. Но попытки смельчаков и энтузиастов наладить промышленную добычу северной нефти не прекращались. Среди самых упорных оказались люди, имевшие отношение к Пермской губернии.

«Сидорова изба»

Следующим ухтинским энтузиастом-нефтяником стал в 1860-х Михаил Сидоров, весьма незаурядный сибирский золотопромышленник-миллионер, выходец из Архангельска. Сидоров, как и многие «новые люди» первых десятилетий русского капитализма (1870-1880-е годы), был искренне увлечён идеями экономического и общественного подъёма России.

Свою кипучую энергию и почти все средства Михаил Константинович тратил на изучение русского Севера. Он пытался доказать, что главные торговые порты страны нужно строить на побережье Ледовитого океана, где их нельзя блокировать иностранным флотам (память о Крымской войне была ещё очень свежа). Соответственно, необходимо всемерно развивать и заселять северные территории. В ответ один из высокопоставленных чиновников написал: «Такие идеи могут проводить только помешанные».

В 1863 году Сидоров создал первое пароходство на Печоре. В его планах значилось морское сообщение вплоть до Енисея. Пытаясь решить проблему топлива для судов, он ухватился за идею добычи ухтинской нефти.

С большим трудом, после нескольких лет волокиты ему был выделен участок в одну квадратную версту — и это в бескрайнем-то и почти не населённом крае. В начале 1870-х Сидоров оборудовал на Ухте промысел со скважиной и постройками и добывал около 500 пудов (8 тонн) нефти в год. Образцы топлива он экспонировал на Венской выставке и посылал Д. И. Менделееву (великий химик, к слову, посчитал густую северную нефть пригодной только для выработки машинного масла).

К тому времени одно лишь «Бакинское нефтяное общество» ежегодно получало на своих скважинах 2-3 млн пудов (30-40 тыс. тонн) нефти и производило почти 1 млн пудов керосина. А в 1879 году была учреждена компания братьев Нобель, будущих «нефтяных королей» России. Около Баку возник целый город из бесчисленных нефтяных вышек и керосиновых заводов, принадлежавших множеству владельцев.

На Ухте же стояла единственная «Сидорова изба», над дверями которой хозяин, потративший на нефтяное дело 20 лет и огромные суммы денег, написал: «И имя наше забвенно будет, и никто не вспомянет дел наших!» В этих словах — всё разочарование патриота-промышленника, чьи надежды о быстром развитии страны после отмены крепостничества разбились о стену дворянской бюрократии.

Уральский маршрут

Долгие годы до Ухты добирались по Печоре с северного побережья, от Архангельска. Но в начале 1880-х Сидоров закупил в Москве новейшее буровое оборудование. До Архангельска груз можно было перевезти лишь на лошадях, этот способ не годился для транспортировки громоздких механизмов. В результате был выбран водный путь с Камы на Вычегду по заброшенному уже Северо-Екатерининскому каналу.

Канал строился при Екатерине II, был открыт для судов в 1822 году, но грузопоток оказался мал, не стоящий содержания в глухом краю администрации сооружения. Через 20 лет после открытия канал был уже заросшим и заваленным мусором. Немало для этого сделали местные зыряне — жители селения под названием Канава. Перекрывая канал, они кормились переволоком грузов.

Сидоров подрядил чердынского купца Суслова. Но тот так и не сумел пробиться сквозь мелководье и буреломы, оборудование пришлось бросить. Про канал и необходимость его восстановления вновь заговорили, когда Печорский край в 1889-1891 годах обследовала большая правительственная экспедиция под руководством академика Чернышева.

Вероятно, под впечатлением описанных этой экспедицией печорских богатств в 1891 году екатеринбургский купец Галин приобрёл участок Сидорова со всем имуществом. Совместно с московским предпринимателем фон Вангелем он заложил ряд новых скважин, извлекая порядка тысячи пудов (16 тонн) нефти в год. К 1904 году вялотекущие работы были окончательно прекращены из-за отсутствия средств.

Накануне прихода XX века здесь появился человек, которого единодушно назвали «фанатиком Ухты». Это был инженер-механик Александр Гансберг, яркая личность и предприниматель-патриот. Он оказался единственным, кто не переставал бурить на Ухте нефть, пытаясь добраться до промышленного горизонта, начиная с 1902 года, пытаясь продолжать это и при красных, и при белых.

Интересный эпизод его бурной биографии — участие в разработке железных руд французским Волжско-Вишерским обществом на реках Вишера и Улс (эта компания в короткий срок создала на Вишере целый комплекс заводов, но затем остановило все работы, а часть построек даже взорвала, чтобы не платить земские налоги на недвижимость).

Гансберг тщательно исследовал район Вишеры, Велса и окрестных рек. Как писали пермские газеты, он «до сих пор не может примириться с тем, чтобы этот район оставался долгое время забытым со стороны горнопромышленников». Гансберг даже обещал вернуться на Вишеру после того, как обнаружит на Ухте промышленные объёмы нефти. Но ухтинский нефтяной бассейн неожиданно оказался закрытым для частных предпринимателей. В 1899 его передали на несколько лет монопольному арендатору — камергеру двора графу Канкрину.

Бакинский кризис

В 1880 году в Российской империи добывалось в 10 раз меньше нефти, чем в Америке. К концу 1890-х Россия уже обгоняла Америку, заняв первое место в мире. Это был настоящий нефтяной бум — добыча увеличилась в 20 раз! Все, кто вложился в нефтяные промыслы на Кавказе, быстро становились миллионерами. Но в конечном итоге российский рынок нефтепродуктов оказался перенасыщенным. Российские экспортёры безжалостно демпинговали в борьбе с американским керосином. В итоге цена на нефть в Баку упала настолько (до 7 коп. за пуд), что эксплуатация промыслов становилась невыгодной.

Спрос на керосин в России оказался не настолько велик, как в Европе и Америке. В этих условиях действия правительства по приостановлению ввода новых месторождений, включая историю с концессией Канкрина, могут найти некоторое объяснение.

В 1905 году на Бакинских промыслах случилось нечто экстраординарное. Трудно сказать, было ли дело в революционной борьбе промысловых рабочих, которые трудились в совершенно адских условиях, или за всем стоял заговор крупнейших нефтепромышленников. Но на промыслах произошёл небывалый погром. Сгорела половина буровых вышек. Долгий период шла общая забастовка (есть сведения, что бастующих подстрекали некоторые хозяева, платя им за невыход на работы).

В итоге Россия стала добывать нефти в 2,5 раза меньше, чем Америка. Внутренняя цена на жидкое топливо выросла шестикратно (для сравнения — после знаменитого нефтяного кризиса 1973 года цены на нефть поднялись в три раза). Это был шок, прежде всего для судовладельцев, которые перешли на дешёвый мазут.

Газета «Новое время» писала в апреле 1907 года:

«На всей Волге нефтяной голод, хотя навигация и открыта, но большинство пароходов не в состоянии приступить к работе за недостатком нефтяного топлива. Некоторым пароходствам нефтяники отпускают мазут по ценам непомерно высоким, до 55 к. пуд за наличный расчет; некоторым нельзя купить и на этих стеснительных условиях».

Тогда же в газетах появилось первое сообщение, что Пермский биржевой комитет возбудил ходатайство о немедленной разработке Ухтинской нефти и создании путей доставки её на Каму.

К тому времени на Ухте уже царило оживление. С 1905 года правительство разрешило сдавать здесь нефтеносные участки в аренду всем желающим. В результате стали плодиться так называемые «столбопромышленники» — различные частные лица, в основном из высшего света, которые приобретали несколько участков, устанавливали на них межевые столбы и на этом активную деятельность прекращали. Они рассчитывали перепродать свои наделы, когда рано или поздно специалисты (в 1906 году в ухтинском районе имелось уже 16 буровых) обнаружат «большую нефть».

«Сидорова изба» стала испещрена надписями о посещении всевозможных визитёров.

«Тут изречения на латинском, немецком, французском и русском языках. Факсимиле лиц, посетивших Ухту. Вот подпись «его сиятельства князя Владимира Сергеевича Мещерского». Он был здесь 17-20 декабря 1903 года с «камердинером Осипом Мимаевым и поваром Гаврилом Синюковым»...

(А. С. Панкратов, «Миллионы в земле».)

Любая информация с Ухты теперь была темой обсуждений в самом избранном обществе. Главным ньюсмейкером сделалась Пермь.

Пермский план

В начале 1907 года в составе Пермского биржевого комитета произошли важные перемены — теперь он состоял исключительно из местных предпринимателей, а не представителей столичных штаб-квартир, которые не принимали самостоятельных решений (см. «Первая пермская биржа», «Новый компаньон», №7, 2011).

Уже в марте 1907-го биржевой комитет издал важный документ, далеко выходящий по своему значению за губернские границы — докладную записку «О соединении водным путём Камы и Печоры для разработки Ухтинских месторождений нефти». Записка была направлена в министерства путей сообщений, финансов, торговли и промышленности и главноуправляющему земледелием.

Пермские биржевики, надо заметить, ратовали не за свою губернию, а за «полностью отрезанного от окружающего мира» северного соседа.

«До сих пор для Печорского края буквально ничего не предпринято в деле изучения, улучшения и развития его естественных водных путей и создания новых искусственных путей, этих проводников культуры…»

В основу доклада легли исследования начальника Пермского отделения Казанского округа путей сообщений инженера Николая Попова, человека большого кругозора и неутомимой энергии, который к тому времени уже десять лет был главным камским водником. Он издал книгу «Печорский, Северо-Двинский, Камский водораздел и его пути сообщений».

Докладная записка пермского биржевого комитета настаивала на развитии в северном крае прежде всего водных путей, поскольку все населённые пункты там располагались на реках. Необходимейшим условием биржевики считали соединение речной сети Печорского края с Камой. При этом главным доводом стала нефть.

«Бакинские события пагубно отразились на судоходстве и промышленности всего Волжского бассейна. Цены на нефть поднялись до невероятных размеров. Лишь появление печорской нефти на Волге может вызвать общее её удешевление… Очевидно, что с точки зрения общегосударственных интересов нефть должна быть подана на Каму».

Иначе, доказывали пермяки, печорская нефть «естественно направится по северному направлению за границу, обращаясь в предмет наживы предпринимателей, без всякого влияния на внутренний рынок». Кроме того, массовое появление нефти на Каме и Урале позволяло решить острую здесь проблему дефицита топлива для заводов, вызванного вырубкой лесов. Более того, пермские аналитики полагали, что через Каму ухтинская нефть способна оживить экономическую жизнь в Западной Сибири. Кроме нефти стали бы доступны и другие богатства Печорского края.

Биржевой доклад завершался патетически: «Много упорного труда потребует обследование и культура суровой окраины, но неизмеримой ценности будут результаты и великая награда вложившим душу в великое дело. Долгие годы не изгладятся имена их из памяти благодарного народа, — не однажды помянет их добрым словом русский человек в дни благоденствия».

Слова возымели действие. На правительственном уровне было решено направить в следующем, 1908 году большую комиссию специалистов-гидрологов для рассмотрения всех вариантов речных путей на Ухту. Возглавить эту представительную экспедицию в составе свыше 100 человек поручили Николаю Попову, приобретшему теперь широкую известность.

Окончание следует