Знакомьтесь: Николай Жонсон

За два десятилетия, изучая материалы о пребывании в Перми, гибели великого князя Михаила Александровича Романова и его приближённых в 1918 году, удавалось собрать не много новых данных. И вдруг один звонок, одно письмо пробило брешь, а хлынувшая информация позволила исправить исторические ошибки, восстановить ход событий более чем столетней давности и произвести в некотором роде сенсацию.

Являясь около 20 лет автором программы «Династия Романовых: пермский период» и шесть лет членом Международной поисковой экспедиции по обретению останков великого князя Михаила Александровича Романова и его секретаря Николая Жонсона/Джонсона, я вела переписку со специалистами нашей команды. В частности, весной 2017 года обратилась к члену поисковой экспедиции Мику Свинделзу, бывшему сотруднику Скотланд-Ярда, а сегодня высокопрофессиональному инструктору и владельцу питомника для специальных поисковых собак, с просьбой помочь установить контакт с архивариусом замка Небворт (Knebworth House), расположенного в Англии около Стивнейга в Хартфордшире. В этом старинном месте Михаил Александрович со своей женой Натальей Брасовой, детьми и свитой проживал в 1913—1914 годах. Вопросами, связанными с поиском и арендой особняка занимался Николай Жонсон/Джонсон, а также его матушка Луиза Генриетта (Александровна) Жонсон-Миссиевич. После переговоров Мика с архивариусом замка Небворт Клером Флэком я написала письмо в Англию. Ответ последовал незамедлительно, и Клер выслал мне ряд неизвестных ранее фотографий Жонсона/Джонсона. Но главное, он познакомил меня с внучатым племянником Николая Николаевича, живущим в Праге, Владимиром Быстровым, с которым также завязалась переписка. Владимир Владимирович приехал в Пермь летом 2017 года во время поисков останков Михаила Романова и Николая Жонсона/Джонсона по приглашению директора фонда «Поиск» (США) Петра Сарандинаки и привёз копии уникального семейного архива, части которого многие годы собирались, хранились и передавались родственникам Жонсона/Джонсона, проживающим в России, Чехии, Германии, Таиланде, Америке. Он и другие родственники поделились со мной этими копиями, а в дальнейшем и другими уникальными материалами о роде Джонсонов, об истории их служения августейшим особам при императорских дворах России, Европы, Сиама (Таиланда), о преданной дружбе Николая Жонсона/Джонсона с великим князем Михаилом Александровичем.

Не Брайан. Не англичанин

Многие годы история жизни и гибели Михаила Романова и его приближённых замалчивалась и откровенно фальсифицировалась. В различных публикациях секретарь великого князя Николай Жонсон/Джонсон упоминается как Брайн, Брайан, Браен, Брайон, Брайтан, как английский подданный, а то и шпион. Даже в постановлении о прекращении уголовного дела №18/123666-93 «О выяснении обстоятельств гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в период 1918—1919 годов» от 11 февраля 2003 года мы читаем: «1.1. Гибель великого князя Михаила Александровича и лиц его окружения 7 марта 1918 г. Гатчинский Совдеп арестовал Михаила Александровича Романова, его секретаря гражданина Великобритании Джонсона (Николая Николаевича) Брайана и ряд высокопоставленных лиц, проживавших в Гатчине, в том числе… жандармского полковника Знамеровского П. Л. и других».

«Википедия», аккумулируя информацию из разных источников, утверждает: «Об отце сведений нет. Мать Анна была англичанкой, преподавала музыку при царском дворе и, по другим сведениям, ещё до Первой мировой войны служила экономкой в доме, купленном великим князем Михаилом Александровичем в Англии. Сам Коко (так ласково звали ребёнка) Джонсон считал себя русским. Принял православие».

Практически всё неправда! Мать не Анна. Не англичанка. Дом в Англии не приобретался Михаилом Романовым. Николая звали в семье Кока, а не Коко. Он был русским, а не считал себя русским. И не принял православие, а был крещён в 20-дневном возрасте.

В 2009 году в Пермь приезжали дальние родственники Жонсона — сёстры Елизавета и Людмила Гришины. Они заявили, что секретарь великого князя Михаила Романова вовсе не Брайн Джонсон, а Жонсон Николай Николаевич. Однако документально подтвердить это удалось только в 2017 году, когда внучатый племянник Жонсона/Джонсона Владимир Быстров привёз в Пермь документы, свидетельствующие, что Николай Николаевич Жонсон/Джонсон в действительности русский дворянин православного вероисповедания и офицер в четвёртом поколении, служащий России. Это удалось выяснить благодаря родственнице Николая Жонсона/Джонсона Наталье Крутиковой из Санкт-Петербурга, которая в 2001 году заказала составление родословной Джонсонов известному московскому генеалогу Шумову. Его кропотливая работа в архивах и подтвердила вышесказанное.

Первое упоминание о Джонсонах в российских архивах встречается в XVIII веке. Прадед Николая Джонсона Иоганн/Иван Иванович Жонсон/Джонсон 1769 года рождения, титулярный советник, был учителем немецкого языка 1-го Сухопутного и Александровского кадетских корпусов. Дед Александр Иванович Жонсон служил полковником Карабинерского полка фельдмаршала Барклая-де-Толли. Отец Николай Александрович Жонсон/Джонсон — русский, православного вероисповедания, капитан 3-й лейб-гренадерской артиллерийской бригады. Он умер в 1877 году в 36 лет, за пять месяцев до рождения маленького Николая, поэтому в свидетельстве о рождении значится: «Сим свидетельствуем, что столичного город СПетербурга Казанского Собора 1878 года книге в 1-й части о родившихся… под №85 значится у вдовы умершего капитана служившего в 3-й Гвардейской и Гренадёрской артиллерийской бригаде Николая Александровича Жонсона православного исповедания и Луизы Александровны Жонсон… сын Николай родился восьмого, а крещён 28 марта тысяча восемьсот семьдесят восьмого года…»

Следуя семейной традиции, подросшего Николя Жонсона/Джонсона решено было отправить учиться в начальное военно-учебное заведение Российской императорской армии, готовившее дворянских детей и подростков к военной службе. Он воспитывался в Александровском кадетском корпусе. В августе 1896 года кадет Жонсон/Джонсон был зачислен в Михайловское артиллерийское училище юнкером рядового звания. Там они и познакомились с великим князем Михаилом Александровичем.

Впервые он стал секретарём в 1912 году, когда занимавший эту должность Анатолий Мордвинов сложил с себя полномочия по причине неприятия морганатического брака великого кКнязя с Натальей Брасовой. Из товарища Михаила Александровича по Михайловскому училищу получился незаменимый секретарь и хороший друг. Жонсон/Джонсон знал три языка, причём на английском он говорил с акцентом и гораздо хуже самого великого князя. Николай Николаевич был очень артистичен и музыкален: играл на гитаре, балалайке и пианино и прекрасно пел. Его знакомый В. П. Зубов так описывал его внешность: «…человек невысокого роста, пухленький и ещё молодой… когда-то собирался стать оперным певцом…». Они с Михаилом Александровичем и сблизились благодаря любви к музыке. Жонсон/Джонсон часто аккомпанировал Михаилу на рояле, в том числе исполнял музыкальные произведения, сочинённые князем. Николай Николаевич выполнял самые важные поручения, значительно превышающие его полномочия.

В дни Февральской революции Жонсон/Джонсон постоянно был рядом с Михаилом Александровичем. Следовал за ним в Мариинский дворец, в Таврический, в Зимний. Присутствовал при обсуждении деталей предстоящего манифеста Михаила в квартире князя Путятина на ул. Миллионной. Убедил премьера Временного правительства Керенского разрешить Михаилу увидеться с братом Николаем перед отправкой царской семьи в августе 1917 года в ссылку в Сибирь. Посол Бьюкенен в своё время рекомендовал Жонсону/Джонсону покинуть Россию, но тот ответил: «Я не оставлю великого князя в такой тяжёлый момент». Он добровольно пошёл под арест вместе с Михаилом Александровичем.

9 марта 1918 года на заседании Малого Совнаркома было рассмотрено предложение Урицкого о высылке Михаила Александровича и других арестованных в Пермскую губернию. В результате было вынесено решение, подписанное Лениным: «…бывшего великого князя Михаила Александровича, его секретаря Николая Николаевича Джонсона… и бывшего начальника Гатчинского железнодорожного жандармского управления полковника Петра Людвиговича Знамеровского… выслать в Пермскую губернию вплоть до особого распоряжения…». Добровольно последовали в Пермь за Михаилом Романовым его камердинер Василий Фёдорович Челышев и шофёр Пётр Яковлевич Борунов. Их сопровождали семеро бойцов конвоя.

В Перми Жонсон/Джонсон сопровождал Михаила Александровича неотступно: в тюремной больнице, гостинице «Эрмитаж», гостинице «Королёвские номера», во время посещения ЧК, пермских знакомых, театра, синематографа, прогулок по городу и окрестностям. Также заботился о его здоровье, вёл отчётность и переписку. В ночь убийства, с 12 на 13 июня 1918 года, настоял на сопровождении им Михаила Александровича. Он, в отличие от Романова, понимал ясно, куда их везут, и говорил своим убийцам: «Зачем вам нас убивать? У меня мать старушка, а Михаила Романова в России все любят». И был убит большевиками первым, чтобы устранить сопротивление при расправе над князем.

Джонсон или Жонсон?

В изданиях, посвящённых великому князю, как правило, пишется Джонсон. Однако копии документов, предоставленные членами семейства Жонсонов/Джонсонов, свидетельствуют, что фамилия не одного поколения родственников в официальных документах писалась как Жонсон. И даже известный генеалог Шумов написал фамилию через косую черту: Жонсон/ Джонсон. Мнения разделились как среди родственников, так и среди исследователей. В октябре 2017 года на меня вышел ещё один родственник Жонсонов, проживающий в Санкт-Петербурге, который дополнил недостающую ветвь в их родословном дереве. В его паспорте значится Андрей Жонсон. Он тоже занимался исследованием родословной Жонсонов/Джонсонов и ещё в 1998—2002 годах связывался с автором книги «Офицеры Русской армии» Волковым, который однозначно утверждает, что секретарь великого князя Михаила Александровича носил фамилию Жонсон.

Н. Н. Жонсон/Джонсон реабилитирован постановлением Генеральной прокуратуры Российской Федерации 8 июня 2009 года. Но до настоящего времени его останки так и не найдены, и следствие продолжается.

Следствие длиною в век 

Практически во всех опубликованных материалах, посвящённых периоду ссылки Михаила Романова в Пермь, фигурирует единственная фотография, подпись под которой гласит, что рядом с великим князем стоит «его секретарь Николай (Брайан) Джонсон». В различных музейных, архивных экспозициях и выставках утверждается то же самое. Во время переписки с потомками Жонсонов/Джонсонов в Таиланде, Чехии, с настоятелем храма Святителя Иоанна Шанхайского отцом Андреем Филлипсом в Англии, с архивариусом замка Небворт Клером Флэком мы обсуждали эту фотографию. На фото из архива замка Небворт мы видим молодого и крепкого Николая Жонсона/Джонсона в возрасте 36 лет. Многими высказывались сомнения: «Мог ли за четыре года так сильно измениться Николай Николаевич?»

Развеять их в 2017 году позволил случай. Бывший выпускник московской школы №687 Илья Чишко, с которым мы состоим в переписке с 2015 года, создал паблик в социальных сетях «Следствие длиною в век». Увлёкшись историей гибели царской семьи, он долгое время работал в архивах и в сентябре 2016-го обнаружил в ГАРФе дело Ф. Р9440. Оп.1 Д.1. «Предварительное следствие судебного следователя Пермского окружного суда по важнейшим делам об убийстве ряда лиц по постановлениям б[ольшевиков] пермской чрезвычайной комиссии». В нём на листе под №199 мы видим известное нам фото Михаила Романова и «секретаря Николая Джонсона». На обороте читаем: «9 апреля — 1918 — Пермь. Мы снялись во время прогулки по городу, на сенном рынке, где толкучка. Фотография была проявлена за 19 минут. Подпись. Я не брился со дня отъезда из Гатчины (22 февр. 7 марта)».

С кем снялись, Михаил Александрович не указывает. Однако приложенная записка в том же деле, лист №198, вносит ясность: «Г. Судебному следователю по важнейшим делам. В дополнение к моей просьбе прошу известить меня, если будут опознаны трупы Знамеровских и Лебедевой, прилагаю карточку П. Л. Знамеровского, снятого вместе с В. К. Михаилом Александровичем. По миновению надобности покорнейше прошу карточку вернуть мне или родственникам П. Л. Знамеровского: сыну, брату и сестре, проживающим в Петрограде. Карточка снята каким-то любителем в марте 1918 г., кажется, на Чёрном рынке. К. А. Симонова. Адрес: Кунгурская, 8, кв. 1».

Как известно, в 1918—1919 годах расследованием убийства царской семьи и Михаила Романова занимался колчаковский следователь Николай Соколов, который, проведя скорое расследование в Перми, не добился каких-либо положительных результатов. Но после взятия Перми 24 декабря 1918 года 1-м Средне-Сибирским корпусом Русской армии адмирала Колчака здесь были восстановлены судебно-следственные органы согласно законодательству Российского правительства Колчака. Исполняющим судебного следователя Пермского окружного суда по важнейшим делам был назначен Короновский, который расследовал «убийство ряда лиц по постановлениям б[ольшевиков] пермской чрезвычайной комиссии». Он и произвёл допрос свидетелей, в частности по делу об убийстве Петра Людвиговича и Веры Михайловны Знамеровских и Серафимы Семёновны Лебедевой, обвинённых в участии в похищении Михаила Романова.

Клавдия Амвросьевна Симонова была начальницей Пермской женской учительской семинарии, и чета Знамеровских снимала у неё комнату по указанному адресу. Предоставляя следователю фото, хранящееся у неё, вряд ли она могла ошибиться, кто на нём изображён.

Сергей Никитин, государственный судебно-медицинский эксперт Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы, главный специалист с 44-летним стажем в области идентификации личности и краниофациальной реконструкции, участник шести международных экспедиций по поиску останков Михаила Романова и Николая Жонсона, 23 февраля 2018 года провёл сравнительную экспертизу, и её результат таков: «Рядом с М. Романовым запечатлён не Н. Жонсон». Стало быть, на фото рядом с великим князем Михаилом Александровичем полковник Пётр Людвигович Знамеровский. Знамеровский был выслан в Пермь в марте 1918 года вместе с Романовым «вплоть до особого распоряжения…».

«Мы снялись во время прогулки по городу...»

Об отношении простых людей к пострадавшим в ходе революции российским офицерам, верой и правдой нёсшим службу, говорят строки следственного дела: «...извозчики г. Гатчины узнав, что П. Л. Знамеровский выслан с Михаилом Александровичем в Пермь и что жена его не едет облегчить его участь только по недостатку средств, собрали для неё 3000 рублей из которых на 1000 рублей и приезжала В. М. Знамеровская навестить своего мужа на пасхальной неделе» (ГАРФ, ф. Р9440, оп. 1, д. 1, л. 201—202).

По воспоминаниям брата Петра Людвиговича Александра Знамеровского, он «был любим в Гатчине простым народом и рабочими ж-д мастерских. После февральской революции 1917 года рабочие Гатчины, отобрав оружие у военных и арестовав их, Знамеровского не только не арестовали, но и не отобрали у него оружия, так что ему самому пришлось идти в Таврический дворец к Керенскому и спрашивать, что ему делать дальше» (ГАРФ, ф. Р9440, оп. 1, д. 1, л. 201—202).

В период пребывания в Гатчине великий князь виделся со Знамеровским нечасто. 17 февраля (2 марта) 1918 года Михаил Александрович записал в дневнике: «К чаю пришли: Знамеровский, Ильин и Рейер». А вот в Перми Знамеровский практически каждый день общался с бывшим великим князем.

Из пермского дневника Михаила Романова с 25 апреля (8 мая) по 29 мая (11 июня) 1918 года:

2/15 мая. После раннего обеда мы отправились в театр, где шёл концерт (трио) артистов Мариинского театра. С нами сидели в ложе Знамеровский и Второв.

3/16 мая. Днём мы заходили к Знамеровским на Кунгурскую.

5/18 мая. Знамеровский пришёл, а в 3 часа я с ним совершил большую прогулку пешком — мы переправились на другую сторону Камы и вдоль берега дошли до железнодорожного моста, там сели на лодку и переплыли обратно реку, и затем этой стороной речки возвратились домой, куда и пришли в 7 час.

7/20 мая. После завтрака я ходил по городу с Знамеровским, мы также зашли в международный паноптикум — восковые фигуры. Вечером играл на гитаре, а Дж[онсон] с Петром Л[юдвиговичем] делал отчётность.

29 [мая]/11 июня. Сегодня боли были послабее и менее продолжительные. К чаю пришёл Знамеровский…

Дневниковая запись за 12 июня по непонятным причинам не сохранилась, но, судя по материалам допроса, Пётр Людвигович пробыл у Михаила Александровича в этот день несколько часов: «12 на 13 июня сего года я находился днём с 6 вечера до 9 у Романова, а ночь спал дома»

«Я, гражданин Петроградской губернии, Царскосельского уезда, города Гатчины Пётр Людвигович Знамеровский, 46 лет, женат, проживаю в городе Перми по Кунгурской улице, дом №8. Я в город Пермь был выслан из города Гатчины, где служил начальником жандармского отделения на Балтийской ж. д. За полтора года до революции я перешёл на службу в Министерство путей сообщения уполномоченным министра по расследованию злоупотреблений по перевозке, где и служил до 1817 года до конца апреля, а потом уходил на фронт недолго; по болезни был отпущен и снова жил в Гатчине. Но 7 марта 1918 года по новому стилю был арестован и вместе с бывшим великим князем Михаилом Романовым был выслан в Пермь. Вначале содержался с Романовым вместе в Клубных номерах, а потом, когда были освобождены, то снял квартиру и жил отдельно от Романова, который жил тогда в гостинице Королёвские номера. Я его посещал довольно часто, бывал вместе с ним и на прогулках. За всё время, сколько я бывал у Романовых, его посещали Тупицины, Алины...

О похищении я узнал на другой день, т. е. 13 июня, когда я стоял в церкви, и оттуда я прошёл прямо в номера, где жил Романов, а там мне рассказали все, как это произошло».

Из материалов допроса Петра Знамеровского, проведённого 14 июня 1918 года

На следующий день после убийства Михаила Романова и Николая Жонсона/Джонсона по сфальсифицированному подозрению в организации побега Михаила Александровича были арестованы Пермской ЧК Челышев, Борунов, Знамеровский. На день позже была арестована жена Петра Людвиговича Вера Михайловна, принёсшая обед мужу в тюрьму, с пятилетним сыном Константином. А также её подруга Серафима Семёновна Лебедева, служащая на телеграфе в Петрограде, приехавшая на время своего отпуска в Пермь с Верой Михайловной в надежде подкормиться во время петроградского голода. Из протокола допроса Симоновой очевидно, что исключительно благодаря её усилиям удалось освободить пятилетнего Костю Знамеровского из-под стражи: «Знамеровская В. М. обратилась с просьбой, чтобы я брала ребёнка… к себе с утра и вечером опять приводила в Арестантский дом. …За разрешением брать Костю из Арестантского дома я обратилась в Чрез ком и мне было отказано на том основании, что развитой ребенок может служить связующим звеном между заключёнными и внешним миром, и ребёнка придётся по возвращении ежедневно обыскивать с головы до ног… Заручившись согласием Александра Знамеровского, брата арестованного, что он с Кунгурской, 19 переедет ко мне, так как будучи занята канцелярией… я не могла всецело отдавать себя ребёнку, я обратилась вторично в Чрез ком с прошением взять… ребёнка из Арестантского дома. Это было разрешено» (ГАРФ, ф. Р9440, оп. 1, д. 1, л. 200).

По постановлению Пермской ГубЧК Знамеровский, Знамеровская и Лебедева вместе с другими 37 заложниками были расстреляны 9 октября 1918 года. Но чекисты на этом не успокоились. Чтобы не оставить свидетелей преступления, они казнили тех лиц из охраны, которые сопровождали арестантов из Гатчины в Пермь: Квятковского, Менгеля, Эглита, Лейнгарта, Эликса, Гринберга и Шварца. В деле Знамеровского было записано: «убит во время прогулки по тюремному двору при невыясненных обстоятельствах».

«Святой новомученик Николай, моли Бога о нас… грешных»

В Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года была расстреляна царская семья, 18 июля была сброшена в шахту вместе с великими князьями великая княгиня Елизавета Фёдоровна. По странному и страшному стечению обстоятельств последние правящие Романовы погибли на пермской земле, поскольку до 1921 года Пермь, Екатеринбург и Алапаевск входили в состав Пермской губернии.

Почитание безвинно убиенной царской семьи, членов дома Романовых, их приближённых, всех пострадавших в годы лихолетья началось за рубежом вскоре после их гибели. В Брюсселе был заложен храм-памятник царю-мученику во имя святого и праведного Иова Многострадального. Он строился с 1935 по 1950 год. Одним из инициаторов сооружения этого храма-памятника стал Николай Михайлович Котляревский. Он был потомственным дворянином Полтавской губернии, статским советником, с 1919 года находился в Белой армии, с 1920-го стал личным секретарём главнокомандующего Русской армией генерала барона Врангеля вплоть до брюссельской кончины генерала в 1928 году.

На внутренних стенах храма были установлены подготовленные по синодику памятные доски с именами убитых в трагические для России годы. Эта старорусская традиция впервые была воплощена и в храме Спаса-на-Водах в Петербурге, где памятные доски заменили намогильные плиты погибшим в морской пучине в Русско-японскую войну при сражении у Цусимы: близкие павших героев могли приезжать туда помолиться, как на дорогую могилу. На одной из досок храма в Брюсселе имена Николая Жонсона и Петра Знамеровского расположены рядом. Нет могил и в Перми. Не найдены по сей день и останки пермских безвинно убиенных ссыльных: Михаила Александровича Романова, Николая Николаевича Жонсона, Петра Людвиговича Знамеровского, а также добровольно последовавших с ними в ссылку в Пермь Петра Яковлевича Борунова, Василия Фёдоровича Челышева, Веры Михайловны Знамеровской, Серафимы Семёновны Лебедевой и многих других пермяков, расстрелянных в качестве заложников по делу о «похищении Михаила Романова».

Первым настоятелем храма-памятника в 1952 году назначили архиепископа Иоанна Шанхайского, который руководил всеми службами, проводил бесчисленные панихиды, установил в храме ежедневные богослужения. В 1981 году Архиерейским собором Русской православной церкви за рубежом были прославлены в лике святых погибшие в Перми Михаил Александрович Романов, фрейлины императрицы Анастасия Васильевна Гендрикова, Екатерина Адольфовна Шнейдер.

В списке новомучеников и исповедников российских, утверждённом Архиерейским собором РПЦЗ (Русская православная церковь за границей) в 1981 году, на девятой странице значится, что память новомученика Николая Жонсона совершается в неделю новомучеников 25 июля. После прославления РПЦЗ Николая Жонсона в лике святых написана икона. Сейчас она находится в храме Св. Иоанна Шанхайского в Колчестере в Англии. Лик святого написан с последней пермской известной совместной фотографии с Михаилом Александровичем, где рядом с князем стоит «секретарь». Однако, как указано выше, рядом с великим князем стоит не Джонсон, а Знамеровский. Стало быть, икона написана с его изображения. В августе 2017 года я написала об этой неточности в Колчестер настоятелю храма Св. Иоанна Шанхайского протоиерею Андрею Тайссону. В сентябре 2017-го Владимир Быстров, находясь в командировке в Англии, передал отцу Андрею несколько фото Николая Жонсона с надеждой, что будет написана новая икона. Несколько дней назад отец Андрей выслал мне вновь написанное изображение.

В год столетия трагедии, развернувшейся на пермской земле, в городе пройдут ставшие уже традиционными мероприятия: покаянный крестный ход от Свято-Троицкого Стефанова мужского монастыря до часовни Св. Михаила Тверского, музейные экспозиции, видеопоказы, конференция. Пройдут и новые памятные события. Хочется надеяться, что в ближайшем будущем мемориальный музей «Королёвские номера» откроет свои двери и в Перми появится памятник, посвящённый тем событиям.

В рамках программы библиотеки №32 МБУК «ОМБ» «Династия Романовых: пермский период» в марте пройдёт акция «Жизнь за царя», приуроченная к 140-летию со дня рождения Николая Жонсона. В апреле состоятся чтения «Верные до конца», исторический фотокросс для учащихся и студентов. А к 12 июня 2018 года в Пермь впервые приедут родственники Николая Николаевича из Санкт-Петербурга, Чехии, Таиланда и примут участие в памятных мероприятиях.