Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Координаты голоса

В Пермской художественной галерее открылась выставка «Акчим. 60°28′35″ с. ш. 58°02′53″ в. д.», посвящённая говору исчезнувшего села

18 октября 2018 г.

Поделиться

Твитнуть

Когда диалектологические экспедиции из Пермского университета приезжали в Акчим Красновишерского района, чтобы записать образцы местного говора, они и представить себе не могли, что пройдёт совсем немного лет — и эти записи станут единственным свидетельством существования некогда большого, процветающего села. Акчим был основан в XVIII веке и спокойно прожил 200 лет, а на рубеже ХХ и XXI веков люди ушли оттуда — деревня опустела стремительно. Причина — та же, что и по всей Вишере, где в 1980-е годы были десятки деревень, а теперь их можно пересчитать по пальцам одной руки. Все эти поселения работали на лесозаготовках, и, как только запретили молевой сплав, леспромхозы исчезли — исчезли «градообразующие» предприятия, а за ними сёла и деревни.

Картина типичная… А деревня уникальная, поскольку с 1960 по 2003 год здесь регулярно работали диалектологические экспедиции, которые собирали материал для первого и единственного в мире полного словаря лексики одной деревни. Словарь публиковался с 1984 по 2011 год и составил шесть томов. То, что он был не только собран, но и полностью опубликован в столь непростые для фундаментальной науки времена, — настоящее чудо безупречности, проявленной пермскими лингвистами.

Руководитель проекта Франциска Леонтьевна Скитова буквально жизнь ему отдала. Она впервые оказалась в Акчиме в 1959 году, а спустя полвека умерла — на рабочем месте. Пришла с утра в словарный кабинет — специальное подразделение филфака, созданное для работы над Акчимским словарём, — и почувствовала, что ноги не идут. Присела в фойе и позвала проходивших мимо студентов: «Помогите дойти до кабинета». «Давайте мы вам скорую вызовем!» — предложили ребята, но Франциска Леонтьевна гневно протестовала и продолжала требовать отвести её на рабочее место, даже когда приехали врачи…

Последний том словаря вышел под редакцией её ученицы Людмилы Александровны Грузберг.

Сегодня художник из Санкт-Петербурга Александр Морозов называет собранные лингвистами голоса «призраками исчезнувшей деревни» и говорит, что Акчим — это не столько «где», сколько «когда».

Впервые темой словарного портрета вишерской деревни Морозов заинтересовался во время знакомства с выставкой к 100-летию Пермского университета «Я знаю, как управлять Вселенной»: там среди 1000 экспонатов оказались и артефакты, связанные со словарной работой. Дополнительным триггером для художника оказался рисунок Ильи Кабакова «План деревни Акчим Красновишерского района», сделанный в 1984 году в качестве иллюстрации к научно-популярной статье в журнале «Знание — сила». Будущий великий концептуалист в Акчиме никогда не бывал и нарисовал план деревни «из головы».

Так что Александр Морозов не первый художник, заинтересовавшийся вполне обычной таёжной деревней. Благодаря рисунку Кабакова Акчим уже был обречён на бессмертие.

Акчимский словарь опубликован, он стал фактом лексикографической науки, но осталось наследие полувековой работы — около двух миллионов карточек, разложенных в ящички каталожных тумб, высящихся в словарном кабинете ПГНИУ. Этот труд не может не поражать. Александра Морозова он поразил, и художник вместе с кураторами Евгенией Сусловой, Яной Цырлиной и Владимиром Бересневым начали собственный труд, который тоже очень впечатляет: они долго и тщательно изучали Акчимский словарь как уникальный артефакт с собственной историей — брали длинные интервью у авторов словаря, прослушивали часы и часы полевых магнитофонных записей, читали лексикографические статьи.

Каталожные ящички и заключённые в них словарные карточки стали в руках художников метафорой ушедших жизней, от которых остались только словесные оболочки. Первое, что встречает посетителя выставки, — это подлинная каталожная тумба с подлинными карточками внутри.

Выставка состоит из трёх тотальных инсталляций: «Фонограммы», «Ак чё мы?» и «Возвращение. Синкопа». Все они — и визуальные, и звуковые. Это блестящий пример осмысленной, глубокой звуковой инсталляции, в которой звук — не просто шум: он значим, нагружен огромными информационными и символическими пластами. Первый звук, который возникает в инсталляции «Фонограммы», — это гудок речного катера. Александр Морозов нашёл его на одной из диалектологических магнитофонных записей — где-то на заднем плане, пропустил через фильтры, очистил и усилил — и получился звуковой образ прошлого, тех лет, когда по Вишере ещё ходил регулярный речной транспорт, в Акчиме работали почта, магазин и даже очень неплохая леспромхозовская столовая, а дети — там были дети! — учились в школе в соседнем селе Мутиха. Один звук — и столько воспоминаний!

После этого надо идти по часовой стрелке (правильный маршрут — важное для восприятия проекта обстоятельство). Каталожные ящички превратятся в элементы звукоизоляционных панелей, а затем — в почтовые ящики, а магнитофонные записи речи носителей акчимского диалекта станут хранящимися в них звуковыми письмами.

Дальше маршрут пролегает через зал нидерландской живописи в три маленьких заалтарных выставочных зала. Чтобы посетители не забывали, про что тут разговор, каталожные ящички сопровождают их тут и там, расставленные среди фламандских картин, как вешки на тропе. Кульминация всей выставки — инсталляция «Ак чё мы?» («Почему мы?») — вопрос, который как бы задают жители деревни учёным.

Хороший вопрос. Ответить на него непросто. Самый очевидный ответ — случайно! Конечно, Акчим обладал качествами, необходимыми для лексикографического проекта, но этими же качествами обладали десятки других ныне сгинувших уральских деревень. Почему не Сыпучи, не Янидор, не Цыдва? Случайно… Франциска Леонтьевна Скитова выбрала именно эту деревню по какому-то наитию. Возможно, просто полюбила этот вишерский пейзаж…

«Ак чё мы?» — это большой фанерный ящик-комната, внутри которой по стенам расположены ящички, будто перекочевавшие из каталожных тумбочек, но внутри — не карточки с выписанными словами, а голоса — отрывки из полевых записей диалектологов. Выдвигаешь ящичек — звучит голос. Выдвигаешь сильнее — звучит громче. Так, играя на ящичках, можно сочинить целую голосовую симфонию и услышать её, словно исполненную на голосовом органе.

Вокруг этого небывалого звукового инструмента размещены материалы визуальные, своеобразно иллюстрирующие жизнь Акчима, какой её увидел художник. Кроме прочего, здесь целый атлас черепов промысловых птиц Пермского края, нарисованный темперой на доске, словно икона, — напоминание о том, что в давние времена основой жизни в Акчиме был охотничий промысел, а также о связи русского населения севера Пермского края с соседями-манси и их шаманскими традициями.

Завершает выставку инсталляция «Возвращение. Синкопа» — огромный сияющий ангельский рог, атрибут героя одного из самых популярных сюжетов пермской деревянной скульптуры. Звук этого рога, доносящийся из динамиков, «рифмуется» с гудком парохода в начале выставки и как бы закольцовывает экспозицию. Акчим не имеет прямого отношения к пермской деревянной скульптуре, но Александр Морозов совершенно справедливо вводит эту деревню и её язык в круг культурологических понятий, описывающих север Пермского края, его историческую и мифологическую реальность.

Художник-исследователь и кураторы-исследователи работали с Акчимским словарём в русле собственного понимания, собственной мифологии — сами её создали и сами в неё поверили. Человек, незнакомый с реальным Акчимом, после похода на выставку воспримет его как нечто удивительное: деревня, отрезанная от цивилизации и говорящая на собственном, веками складывавшемся языке, — это ж прямо сюжет для фантастического романа! На самом деле удивительного в этом ничего нет: таковы были все деревни ещё полвека назад. Нынче же диалекты исчезают, и причиной тому не столько ликвидация деревень, сколько глобальные коммуникации: в деревни приходит всепроникающее городское просторечие.

Пермские диалектологи, десятилетиями выписывавшие слова на карточки и рассортировывавшие их по ящичкам, не подозревали, что создают великий памятник не только конкретному говору, но и сельским диалектам как явлению. Что же касается Акчима… Он всегда в нашем сердце: неземной красоты Вишера, Уральские горы на горизонте, загадочные доисторические рисунки камня Писаного, серые, ненарядные избы. Всё это казалось нам таким будничным, таким обыденным… Как же мы ошибались!