Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Сергей Попов: Художник сегодня должен быть селф-менеджером

Основатель московской галереи Pop/off/art, искусствовед, куратор художественных выставок — о том, как устроен современный арт-рынок и что нужно художнику, чтобы на нём преуспеть

6 марта 2019 г.

Поделиться

Твитнуть

Сергей Попов прибыл в Пермь в качестве представителя художника Николая Касаткина, чья персональная выставка открылась в Музее современного искусства PERMM. По его собственным словам, галерист — несуществующая профессия…

— В чём специфика вашей деятельности?

— Галерея — это не выставочный зал, не фонд, связанный с искусством. Это место для торговли произведениями искусства, но не художественный салон, где можно продавать всё что угодно: в галерее продажи происходят по очень строгим международным принципам. Мы продаём только работы определённых художников, определённый тип современного искусства. Галерея — это такой продюсерский центр для художников.

Наша галерея Pop/off/art находится на «Винзаводе», в одном из лучших, я считаю, помещений для современного искусства, спроектированном Александром Бродским. В нашем «портфеле» более

30 художников, Касаткин — старейший из них, часть художников — зарубежные, потому что мы видим свою задачу в том, чтобы показывать также восточноевропейское и постсоветское искусство.

— Как вы принимаете решение начать работать с каким-то художником?

— Это очень хороший вопрос, на который немного сложно ответить, потому что я — как сороконожка, которая не задумывается, почему она шевелит всеми этими ногами. Конечно, на таком уровне, на котором сейчас находится наша галерея, для принятия решений никаких интуитивных возможностей уже не остаётся. Решение о новом художнике принимается коллективно. Должны согласиться партнёр галереи — моя жена — и наш директор. Мы принимаем в свой пул не более одного художника в год (потому что у нас художников достаточно много), и, как правило, это молодой автор.

С учётом того, что новых художников появляются сотни каждый год — мы мониторим и Россию, и зарубежные страны, — это, конечно, очень мало, но так и должно быть. В Европе, где рынки гораздо более развиты, молодой художник вообще не может войти в галерею серьёзного уровня — подобную нашей. Он может только попасть в резидентные или проектные программы при галерее, и, если он будет с десяток лет совершенствоваться и крутиться в этом механизме, у него появится хороший шанс попасть и в саму галерею тоже. Галереи выводят на рынок уже готовых к этому, абсолютно топовых художников.

Чтобы сотрудничать с нами, художник должен совмещать в себе совершенно невероятный набор качеств. Он должен делать что-то новое и уникальное, как правило, в разных видах искусства. Мы должны видеть его огромную перспективу развития. Как правило, художники блестяще знают английский язык и ещё изучают один-два языка, они способны очень артикулированно говорить о своём творчестве и задавать связь своего творчества с проблематикой антропологической, философской, технологической. То есть это должен быть в буквальном смысле мастер на все руки!

Он должен адекватно понимать экономические реалии рынка. Попадание в галерею ещё не означает автоматически, что ты становишься преуспевающим, востребованным художником. Это означает только, что галерея может позволить сфокусировать на художнике гораздо большее число взглядов, чем он или она смогут заработать без галереи.

— Неужели навсегда прошли времена, когда художник имел право не мыслить концептуально, а просто обладать талантом?

— Двойственный вопрос. Ответить утвердительно означало бы, что я не верю в талант. Это, конечно же, не так: я понимаю, что бывают люди с талантом от Бога, но в то же время я вижу, что, даже если есть какие-то интуитивисты и природные мастера, для того, чтобы реализоваться в серьёзном художественном сообществе, им нужно соответствовать очень большому набору факторов, которых требует сегодняшний мир от художника. Современному художнику нужно быть в определённой степени селф-менеджером, потому что художнику для успешности требуется очень высокий уровень социализации.

Это обеспечивает художнику правильный выход на рынок, а дальше уже рынок его продвигает, мотивирует. Работы того же Николая Касаткина, когда у меня открылась галерея, стоили примерно 1200 долларов за работу, и коллекционеры говорили: «Чё так дорого?» Сейчас работа Касаткина такого же формата стоит 18—20 тыс. евро, и «дорого» про неё никто не говорит, потому что все понимают значение этого художника.

Но вопрос не в деньгах. Деньги идут вслед за оценкой значимости художника, а её производят компетентные представители сообщества искусства или, как мы это называем, системы искусства. Признание художника музеями, его музейные показы — это самое главное, это решающее. Стоит музею закупить работы художника или просто устроить его выставку, он сразу становится на определённый — высокий — уровень. Корреляция количества зарубежных выставок, то есть выставок за пределами своей страны, с ценой картин — стопроцентная: чем больше зарубежных музейных выставок делает художник, тем скорее на его работы будет высокая цена.

— Всё время приходится слышать фразы о том, что арт-рынка нет, он развалился, продажи стоят… Галереи приходится закрывать, и в Перми действительно когда-то было много частных галерей, но почти все они закрылись. Что скажете по поводу этой перманентной безнадёжности?

— Что касается смерти рынка, то я в это не верю, потому что являюсь оптимистом. Движение экспоненциальное, рынок растёт. Сопротивляйся, не сопротивляйся — всё равно современное искусство нас всех настигнет. Это нелепо — отбрыкиваться от современности, а рынок является маркером этой современности. Я уже несколько лет в столице наблюдаю положительную динамику. В прошлом году наши продажи превысили уровень 2008 года, когда шли докризисные, очень хорошие продажи; правда, превысили по количеству сделок, а не по объёму выручки. Денежную массу на наш рынок ещё придётся привлекать.

Положительная динамика в столицах сохраняется на протяжении последних нескольких лет, и её можно зафиксировать, например, по публичным аукционам. Очень крупный аукцион современного искусства Vladey показывает довольно неплохую отчётность — по реальным, неманипулированным продажам.

Что касается регионов, то они, конечно, отброшены назад, но тут тоже есть намётки положительной динамики. Я вижу, что новые поколения художников приходят к нам в столицы из регионов. Самыми влиятельными фигурами в рейтингах прошлых лет были признаны менеджер из Екатеринбурга Алиса Прудникова и арт-группировка ЗИП из Краснодара. Они заняли первые места по влиятельности в рейтинге «Арт-гида». Есть крупные коллекционеры в региональных городах-миллионниках, мы видим тенденцию к созданию новых институций…

На некоторые выставки в Екатеринбург, в первую очередь, конечно, на Уральскую индустриальную биеннале, нужно ехать людям со всей страны, и они едут. В этом году туда собираются сотни коллекционеров, арт-менеджеров и других самых разных деятелей искусства из столицы и из-за рубежа. На такие выставки, как, например, выставка графики Эрика Булатова, недавно прошедшая в Ельцин-центре, да и выставка Касаткина в музее PERMM или предыдущая выставка этого музея «Новое состояние живого», люди должны ехать, бросив всё. Вот просто брать билеты в Пермь и ехать. Я в своё время сделал усилие и приехал сюда на выставку украинского современного искусства «Якщо». Впервые в жизни просто взял билеты на поезд и поехал! Было интересно на поезде прокатиться, я получил огромное удовольствие… Это была невероятно важная выставка, она до сих пор остаётся самой важной для показа украинского искусства в России. Это был просто прорыв.

В современном искусстве не должно быть деления на региональных и столичных авторов, потому что, если художник решает какие-то важные художественные задачи, он самим своим искусством позиционирует себя на определённом уровне. Чем более важные художественные задачи им решены, тем больше художественная значимость того или иного автора. От географии она не зависит.

Сейчас рынок заново начинается снизу. Это неизбежно, несмотря на любые, самые негативные процессы на местах, политические и экономические. Они всё равно не изменят производства положительных эффектов в искусстве, в культуре. Всё равно будут рождаться новые художники, какая-то часть из которых станут великими, и уже сейчас есть такие в поколении 25—30-летних.

Кстати, миф, который я хотел бы развенчать, — это то, что художнику надо умереть, чтобы прославиться. Ничего подобного! Сейчас, если ты не прославишься до 30, а лучше до 25 лет, шансы на известность и востребованность уже снижаются. Рано или поздно любое выдающееся искусство будет валоризовано, поэтому чем раньше в него придут деньги, тем лучше, тем эффективнее. Неважно, в какой форме эти деньги придут: в форме поддержки институциональных проектов, в форме закупок произведений искусства для музеев, в форме личных приобретений коллекционеров, в форме создания своих собственных институций, издания каталогов — всего-всего, даже в форме покупки сувенирки в музеях — это всё равно адекватные и правильные формы поддержки экономики искусства. Я всех призываю тратить деньги в этом направлении, потому что всё это точно будет расти через некоторое время.

— Вы полагаете, что искусство по-прежнему может быть предметом для инвестиций, при этом не обязательно покупать произведения Серебряного века или «Спасителя мира», чтобы знать, что деньги не пропадут? Можно инвестировать в современное искусство?

— Со «Спасителем мира» — это немножко особая история. Всё-таки покупали арабские шейхи, у которых денег было сколько угодно. Простым, не арабским коллекционерам можно посоветовать искать в своём времени лучшие, важнейшие произведения искусства и инвестировать в них. Это в любом случае беспроигрышная модель.

— Однако практика показывает, что общественные вкусы, в том числе вкусы богатых людей, как правило, консервативны. Современное искусство они воспринимают с трудом.

— Надо свои вкусы засунуть куда подальше и ориентироваться на мнение экспертов. Если ты сам не можешь принять решение, то лучше его делегировать тем людям, которые в этом гораздо лучше разбираются. Нужно глядеть на то, что делают наиболее авторитетные институции в твоём городе.

Миссия таких институций, как музей PERMM, — задавать самую высокую планку, на которую могли бы ориентироваться все аналогичные институции. В принципе, значимость художника определяется достаточно быстро: сразу видно, какой художник является привлекательным, именно через оценку экспертов.

Да, сегодня в России современное искусство, какие-то новые формы продвигаются не очень хорошо и недостаточно быстро. Например, совершенно не востребован наш, местный видеоарт. Шедевры появляются просто мирового уровня, берут международные премии, показываются в очень многих музеях, приобретаются международными институциями, но до сих пор нет коллекционеров, которые бы голосовали за них рублём в России. Видеоарт покупать сложно, непривычно — у нас и скульптуру-то начали коллекционировать несколько лет назад, даже лучшую, даже классическую скульптуру!

Включение подобных новых зон ещё впереди, но достаточно хотя бы того, что интерес к живописи и графике хороших художников — представителей современного искусства сформировался уже очень прочный. Он уже не может сдвинуться в негативную сторону. Мы прошли самое дно кризиса в 2009 году, знаем, каково это — существовать искусству фактически без рынка, и понимаем сейчас, что маловероятно, чтобы началось что-то ещё хуже для искусства.