Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Гёрильд Маусет и Томмазо Моттола: «Россия — часть нашей личной истории»

1 ноября 2019 г.

Поделиться

Твитнуть

Одним из самых громких событий недавно прошедшего международного фестиваля документального кино «Флаэртиана» был показ фильма «Каренина и я», рассказывающего историю о том, как норвежская актриса Гёрильд Маусет отправилась играть Анну Каренину в драматическом театре Владивостока. Для того чтобы проникнуться русским духом, актриса предприняла длинное путешествие на поезде через всю Россию — от Мурманска до Владивостока, с остановками в Санкт-Петербурге, Москве и Екатеринбурге, с посещением Соловецких островов. Она училась креститься по православному обряду и ездить верхом, старалась бывать в тех местах, где бывала Анна, посетила московский дом-музей Льва Толстого и старательно учила русский язык.

Путешествие было особенно экстремальным, потому что всё это время с Гёрильд был сын — шестилетний Бальтазар.

Фильм об этом путешествии снял муж Гёрильд — итальянский режиссёр Томмазо Моттола. Получилось, что история Анны Карениной и её проблемы накладываются на историю и проблемы современной интернациональной семьи.

Так же, как и во Владивосток, в Пермь на фестиваль они прибыли всей семьёй — актриса, режиссёр и их сын. Интервью тоже давали вместе — на все вопросы отвечали и Гёрильд, и Томмазо, и даже Бальтазар время от времени вставлял реплики.

— Ваш фильм, чрезвычайно глубокий, затрагивает много разных тем — и все важные. Одна из них — глобализация: норвежская актриса и режиссёр из Италии едут в Россию, чтобы вникнуть в её культуру. Глобальное взаимопроникновение культур — важный аспект жизни в XXI веке…

Томмазо:

— Меня всегда привлекала работа в других странах, причём чем дальше, тем лучше. Чтобы понять себя, нужно отправиться как можно дальше, и я в своей жизни многократно это проделывал. Свой первый фильм я снимал в Патагонии — это по-настоящему далеко.

Россия — часть моей личной и профессиональной истории. В 1999-м я впервые прибыл во Владивосток. У меня тогда был проект, в котором я хотел запечатлеть жизнь кинематографистов и кинозрителей, живущих и работающих в таких местах, о которых обычно никто не помнит. Не в Лос-Анджелесе! Лос-Анджелес стал конечной точкой этого путешествия. Это большое документальное полотно о том, как делается и смотрится кино. Первая часть снималась в Багдаде сразу после того, как там кончилась война, потом были Калькутта, Буэнос-Айрес, а потом Владивосток. В Багдаде не было плёнки из-за эмбарго, и я увидел огромный голод по кино, потому что невозможно было в ХХ веке, в доцифровую эпоху, снимать кино без «Кодака».

Эта работа существенно расширила моё сознание. Если много путешествуешь, видишь уже не различие, а общее для всех стран.

Гёрильд:

— Я очень благодарна за то, что вы увидели в фильме тему глобализации. Вы знаете, я пыталась выучить роль Анны Карениной по-русски, но не получилось, и я играла по-норвежски. Результат оказался ещё сильнее из-за того, что на сцене звучали два языка.

Я очень старалась, но за пять дней до премьеры решили, что всё-таки мы вернёмся к норвежскому языку.

Результат был поразительный. Если бы я произносила реплики на неродном для меня языке, это были бы просто слова. Когда я играла и говорила по-норвежски, все русские зрители знали, что я говорю, потому что все русские знают «Анну Каренину» чуть ли не наизусть, однако им пришлось открыть другие чувства — смотреть, слушать звуки, а не просто воспринимать слова, потому что мою речь они не понимали. Правда, там были субтитры, но всё равно зрительское восприятие обострилось.

Этот небольшой результат культурной глобализации — то, что «Анна Каренина» игралась на двух языках, — показал, что мы все в той или иной степени являемся продуктами этой глобализации. Мой муж итальянец, я норвежка, наш сын с рождения говорит на двух языках, и таких детей огромное множество в ХХI веке. Нам стоит помнить об этом, быть смелее, рассказывать истории на нескольких языках и не бояться, если неродной язык звучит в ваших устах неидеально.

Мы все в мире — из разных мест, и встречаемся порой в совершенно неожиданных местах. Мы должны всегда быть открыты к неожиданностям, к новым сюжетам, каких не было раньше, до глобализации. Это могут быть и любовные истории, и трагедии…

Когда мы встретились с Томмазо, я переехала в Италию в 2005-м, потому что он не хотел уезжать от своих детей от первого брака, и мне не казалось уместным просить его переехать в Норвегию, хотя в Норвегии у меня была работа — и в театре, и в кино. После пяти лет вместе, после постоянных переездов из Италии в Норвегию мы оба поселились на севере Норвегии.

Томмазо:

— Вообще-то это фильм «Каренина и я» перевернул нашу жизнь и заставил сделать новый выбор. Мы теперь живём за полярным кругом, на берегу фьорда, в родной деревне Гёрильд. Это недалеко от города Киркенес, от русской границы. Так что если уж говорить о глобализации, то мы её собственной шкурой чувствуем!

Я читал Толстого очень давно — «Войну и мир», и всё, что я оттуда помню, — это месседж о том, что историю делают простые люди. Каждый раз, когда я приезжаю в Россию, — а я много раз бывал в России за последние 20 лет, — я встречаюсь с такими людьми, и они остаются в моей жизни навсегда.

Я был счастлив показать Гёрильд Россию, которую я открывал для себя столько лет, но оказалось, что она бывала в России задолго до меня!

Гёрильд:

— Да, когда я была школьницей, у меня была подруга по переписке в Мурманске. Я поехала к ней в гости, это было в 1988 году. Я подарила ей свои джинсы, ходила с ней в школу… Свою первую запись Уитни Хьюстон я купила в русской пиратской копии!

Мы, люди, выросшие в Арктике, всегда были близки с соседями — с финнами, шведами, русскими. Наши кочевники — саами — не замечают границ между этими странами. Наш регион огромный, а в нём живут всего 75 тыс. человек, так что у нас большие пустые просторы, всем хватает места.

Томмазо:

— В той части света, где мы живём, рядом с российским Поморьем, практически нет границ.

Там происходит действие первого фильма Гёрильд, где у неё главная роль. Это был большой хит в Норвегии. Он называется «Сожжённые морозом». Там история, достойная Толстого: история людей, которые хотели быть друзьями, но пришла холодная война…

И ещё вам надо посмотреть детективный сериал «Монстр», в котором Гёрильд тоже снималась (сериал доступен в русском переводе. — Ред.).

Гёрильд:

— Я всегда хотела путешествовать, всегда хотела увидеть мир, но я понимаю, что силу двигаться вперёд дают мне мои крепкие, глубокие корни. Это они заставили меня отправиться учиться в Осло, выйти замуж за Томмазо и переехать в Италию, выучить новый язык, изучить новую культуру, новую религию.

Когда у меня появился шанс поехать надолго в Россию, снова выучить новый язык, узнать новую культуру и новую религию, я сказала себе: «Почему бы и нет? Я же делала это раньше. Сделаю и сейчас».

Оказалось, что всё в России другое: еда, климат, время…

— Что было самым трудным для вас во время вашего путешествия по России?

Томмазо:

— Смена часовых поясов!

Гёрильд:

— Да! Постоянная путаница со временем!

Томмазо:

— Мы как-то опоздали на поезд, потому что не знали, что время в билетах указано московское.

Гёрильд:

— У нас было около 50 билетов на поезда от Мурманска до Владивостока. Мы делали много остановок…

— Сейчас это отменили! Сейчас во всех билетах — местное время.

Томмазо:

— Слава богу, разум возобладал!

— На каком языке вы общаетесь дома?

Томмазо:

— На итальянском, хотя Гёрильд и Бальтазар говорят между собой по-норвежски. Когда мы вне дома, приходится много говорить по-английски.

Гёрильд:

— Когда мы познакомились, мы говорили между собой по-английски. Это был язык нашей встречи.

— Станиславский хотел, чтобы актёр проживал жизнь своего героя. Наверное, он был бы счастлив увидеть ваше кино.

Гёрильд смеётся:

— Спасибо! (По-русски. — Ред.)

— Вы старались работать по Станиславскому, когда готовились к «Анне Карениной»?

Гёрильд:

— Мы изучали метод Станиславского, когда я обучалась актёрскому мастерству в Осло. У нас были русские преподаватели, были норвежские преподаватели, которые учились в России… Иногда я ощущаю себя как в тюрьме, если пытаюсь полностью соответствовать этим принципам, но они очень хороши, чтобы сделать работу системной, привести всё в порядок.

Мне кажется, принцип актёрской работы во всех системах один и тот же: надо найти своего героя, прожить его жизнь, слиться с ним. Я должна сказать, что в России потрясающие актёры. Никто не может быть настолько трогательным и настолько комичным, как русские актёры. Они это умеют как никто. Я мечтала стать настолько же естественной на сцене, так же уметь передавать эмоции. Чтобы добиться этого, очень важно забыть о том, как ты выглядишь. Если всё время думать: «Как я выгляжу?» — ничего не выйдет. Нужно уметь забывать о камере. Просто — забывать! Не думать, не растрепались ли мои волосы, а просто — бежать!

— Это очень хорошие умения для съёмок в документальном кино, ведь документальное кино снимает вас как вас, а не как вашу героиню.

— Как-то после итальянской премьеры «Каренина и я» ко мне подошла итальянская женщина и сказала: «Вы такая храбрая! Вы рискнули появиться на экране без макияжа!» (Все смеются. — Ред.)

Томмазо:

— Когда мы снимали последнюю сцену фильма в Норвегии, было очень холодно, лежал снег, дул ветер, а она была в платье Карениной и не чувствовала холода, пока я не сказал: «Снято!»

— Как вы теперь думаете: ваша глубокая подготовка к роли Карениной действительно была так уж необходима и полезна?

— Да. Россия теперь у меня в носу, у меня на коже… Это совершенно другой уровень проникновения в материал. Юлия Ауг говорит об этом в фильме: она сравнивает этот опыт с платьем, которое потом трудно снять.

— А какова ваша личная история? Это важно для понимания вашего фильма, ведь он не только о вашей поездке во Владивосток, но и о вашей семье.

Томмазо:

— Ну, это должен быть другой фильм! Комедия! Мы встретились в Риме. Она была участницей фестиваля скандинавского кино, на котором был представлен её фильм…

Гёрильд:

— Я впервые приехала в Рим, там была 40-градусная жара, я пошла в ресторан с норвежским режиссёром. Я выглянула на улицу и увидела его.

Томмазо:

— Я сидел в том же ресторане, но за столиком снаружи. Мы увидели друг друга и начали переглядываться. Со мной был мой лучший друг — русский…

— Русские — они везде…

Томмазо:

— Она разговаривала со своим режиссёром, я — со своими друзьями, и мы всё время смотрели друг на друга. Через два часа её спутник обернулся, увидел меня и закричал: «Томмазо! Друг мой!!!» Это оказался норвежский режиссёр, с которым мы работали два года назад. Так получилось, что через два часа переглядываний мы просто вынуждены были познакомиться. Было довольно неловко.

Это судьба…

После премьеры нашего фильма мы давали интервью норвежскому журналисту, и он всё время разговаривал только с Гёрильд — она большая звезда в Норвегии, а мне задал единственный вопрос: «Томмазо, вы ведь понимаете, что «Анна Каренина» — это история о супружеской измене? Вам не страшно?» (Все смеются. — Ред.)

— Как ваш сын перенёс это приключение?

— Очень мужественно. Когда он увидел купе с четырьмя полками, он спросил: «Мы что, будем здесь спать? Все вместе???» Он ведь раньше ездил только в сидячих вагонах! Когда он понял, что мама и папа будут всё время с ним, так близко, он был так счастлив! Для всех нас это был огромный подарок: узнать друг друга так близко.

Во Владивостоке он отказался сидеть дома с няней и отправился в школу. В результате выучил русский язык лучше, чем я.

— Каковы ваши впечатления о Перми и о фестивале «Флаэртиана»?

Томмазо:

— Наш визит в Пермь был слишком коротким. Я предпочитаю в новых местах задерживаться подольше, чтобы их прочувствовать. Но нам удалось сегодня прогуляться вдоль реки, и, хотя было ужасно холодно, нас потрясли её размеры. Это счастье — когда есть такая огромная река.

Меня потрясла ваша публика. Здесь после сеанса у нас было самое длительное обсуждение фильма за всю историю его показов, причём зрители не только задавали нам вопросы, но и очень подробно высказывались на тему фильма, мы услышали несколько глубоких рассуждений о нём, причём не только по поводу кинематографии, но и по жизненным темам, которые возникли по ассоциации с фильмом. Я много узнал нового для себя из этих высказываний. Это так редко случается.

Я очень ценю это. В наши дни документалистика всё более сосредоточивается на социальных проблемах, на темах иммигрантов в Европе и войны в Сирии, и для историй другого плана места не остаётся. Мы создали фильм, который очень непросто продать, непросто донести до аудитории. Честно говоря, признание этого фильма на международных фестивалях было не таким большим, как я надеялся, поэтому всё, что связано с его показом на «Флаэртиане», для меня большая честь и огромная радость.