Валерий Мазанов

---

«Криминал идёт туда, где государство слабее»

Руководитель Ассоциации экспертов антикризисного управления Урала и Поволжья Владимир Сивков — об опасностях и подводных камнях процедур банкротства

19 февраля 2020 г.

Поделиться

Твитнуть

В начале декабря 2019 года в Екатеринбурге был найден труп арбитражного управляющего Владимира Яшина. Незадолго до этого юриста похитили, долго пытали, затем убили. Вскоре были задержаны трое убийц, среди которых — известный в Екатеринбурге вор-рецидивист Юрий Мусохранов по кличке Тарантино. Погибший вёл десятки процедур банкротства предприятий и физических лиц. Также, по данным СМИ Екатеринбурга, он специализировался на делах, связанных с рейдерскими захватами и поглощениями промышленных активов, являлся обвиняемым по уголовному делу по ч. 4 ст. 159 УК РФ (мошенничество, совершённое организованной группой либо в особо крупном размере).

Одной из версий убийства считается ограбление. Юрист якобы имел с собой крупную сумму денег — 9 млн руб. Однако в полиции не исключают, что убийство Яшина связано с профессиональной деятельностью. Точнее, с её криминальным аспектом. Насколько широко распространена незаконная практика в антикризисном управлении и как не превратить юридическую процедуру в бандитские разборки? Об этом — в нашем интервью.

— Владимир Васильевич, получается, что арбитражный управляющий сегодня — очень опасная профессия?

— Эта работа была опасной всегда. Пожарный имеет дело со стихией огня, моряк — со стихией воды, лётчик — со стихией воздуха, а шахтёр — со стихией земли. Арбитражный управляющий имеет дело со стихией рынка. Его деятельность приходится на самый нервный и конфликтный период жизни любого бизнеса — стадию наблюдения и банкротства. Именно в этот период происходит столкновение множества интересов: кредиторов, собственников и руководства бизнеса, наёмных работников, налоговой службы, силовых органов. Задача арбитражного управляющего — провести процедуру между постоянно сталкивающимися «сциллами» и «харибдами» так, чтобы всё вокруг не разбилось в щепки.

В таких процессах фигура арбитражного управляющего становится ключевой. Он получает доступ к документам и активам, которые порой имеют очень высокую стоимость. Случается, что люди не могут устоять перед соблазном начать на этом поле игру в пользу какой-либо из сторон конфликта, применяя в том числе не самые чистоплотные методы. Вот тогда эта профессия становится не просто опасной, а смертельно опасной. Подтверждения тому мы время от времени видим и читаем о них в СМИ.

— Вы считаете, что звучавшая версия об убийстве Владимира Яшина ради якобы имевшихся при нём 9 млн руб. несостоятельна?

— Я не следователь и не судья, чтобы делать какие-то выводы. Скажу лишь, что эта версия явно несопоставима с обстоятельствами убийства. Жертву предварительно долго пытали, избивали. Если бы речь шла лишь о том, чтобы отобрать деньги, зачем такие сложности?

Поскольку я достаточно неплохо знаком с деловым миром Екатеринбурга, наслышан и о деятельности погибшего. Она, мягко говоря, неоднозначна. Хотя о мёртвых — либо хорошо, либо никак, поэтому давайте закроем эту тему.

— В таком случае поставим вопрос иначе. Насколько в сообществе арбитражных управляющих распространена та самая практика «игры в чью-то пользу» с использованием незаконных методов, о которой вы говорили?

— Если посмотреть на картину в динамике примерно 10—15 лет, то условная кривая этой практики будет неуклонно стремиться к нулю. Но до полного нуля, конечно, ещё далеко.

Действительно, когда в руках человека оказывается возможность влиять на судьбу активов ценой сотни миллионов рублей и более, искушение велико. Некоторые поддаются на уговоры и за определённое вознаграждение начинают «химичить» с документами, всячески помогая уходить от обязательств перед кредиторами. Некоторые, наоборот, сами выходят с подобными инициативами к той или другой стороне конфликта, предлагая якобы новые юридические технологии в банкротстве. Бывает, что потом используют ситуацию против тех, кто их нанял. И так далее.

Тут важно понимать два факта. Первый — никаких «волшебных» юридических технологий не существует. Так что если арбитражный управляющий предлагает некие махинации, значит, скорее всего, речь идёт о банальном криминале. Второй факт — арбитражный управляющий, который начинает вести себя подобным образом, автоматически становится участником криминальной деятельности. Тем самым он провоцирует «симметричный ответ» уже в отношении самого себя.

Иными словами, как только человек выходит из правового поля в теневой, криминальный сектор, по отношению к нему перестают действовать прежние законы и договорённости. Начинают действовать правила того мира, в котором он решил «поиграть». Игра эта очень опасная. Убийство, конечно, крайний случай. Но известно множество уголовных дел в отношении арбитражных управляющих, которые заканчиваются реальными сроками. Бывает, что и заказчики «подставляют» недобросовестных управляющих, преследуя свои цели. Вариантов много, но суть в том, что, переступая некую черту, ты перестаёшь быть частью уважаемого профессионального сообщества, а становишься частью другого сообщества, где действуют уже не законы, а понятия.

Всё больше профессионалов это понимают и не идут на подобные сделки. Это одна из причин снижения числа незаконных действий в ходе процедур банкротства. Вторая причина — деятельность государства. Законодательство в сфере банкротства последовательно ужесточается, а правоприменение становится всё более компетентным.

— В чём это выражается?

— Во-первых, постоянно повышается ответственность должников. Это раньше ты мог прописать в уставных документах, что общество несёт ответственность в размере уставного капитала, и потом в ус не дуть. Сейчас должник отвечает также личным имуществом. Причём видна тенденция к дальнейшему ужесточению правил. Так, если сегодня банкрот имеет дом в 1000 кв. м и квартиру в 150 кв. м, он имеет право выбрать, что из недвижимости объявить своим единственным жильём. Конечно, он выберет дом, и тот не попадёт в конкурсную массу. Так вот, обсуждается норма, согласно которой кредиторы могут купить должнику некое социальное жильё, а остальное его недвижимое имущество направить на погашение долгов. Кроме того, мы видим, что всё чаще требования по возврату долгов переходят к наследникам должника.

Во-вторых, совершенно иными стали подходы судов при рассмотрении дел о банкротстве. Со всей ответственностью могу заявить, что ещё 10 и даже пять лет назад в этой сфере царила настоящая вакханалия, словно сошедшая с полотна правая часть знаменитого триптиха Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». Например, очень распространённой была практика создания недобросовестными арбитражными управляющими фиктивной кредиторской задолженности с целью избежать исполнения обязательств перед кредиторами. Арбитражные суды подходили к этому вопросу довольно формально, особо не вникая в суть представляемых документов. Сегодня компетентность и уровень знаний арбитражных судей выросли многократно, изучение ими доказательств становится очень глубоким.

Эта тенденция характерна не только для арбитражей Урала, где мы ведём основную часть процессов, но и для других городов, где работали наши эксперты, — например, Самара, Новосибирск, Москва, Нижний Новгород. Даже юг России, где правоприменение всегда было несколько «специфическим», сегодня подтягивается к высоким стандартам.

Суды также анализируют, каким образом предприятие или физическое лицо пришли к банкротству. Действительно ли это стечение объективных обстоятельств и человек их жертва? Или налицо злоупотребление правом и сознательное банкротство? Исходя из выводов суды имеют сегодня гораздо более широкие полномочия для принятия того или иного решения.

— Получается, в этих условиях роль арбитражного управляющего сводится лишь к «техническим» функциям?

— Совершенно наоборот! Его компетенции также должны постоянно повышаться. По моему глубокому убеждению, арбитражный управляющий — это «высшая лига» юридического сообщества. Его можно сравнить с десятиборцем в лёгкой атлетике, который должен хорошо уметь бегать, прыгать, метать копьё и выполнять многие другие дисциплины. Так же и арбитражный управляющий должен быть экспертом в трудовом, налоговом законодательстве, законах об акционерных обществах, фондовом рынке и других областях права, включая в некоторых случаях и Уголовный кодекс.

Возрастает и роль юристов, представляющих должника в суде. Их доказательства должны быть юридически безупречны. В противном случае реальная жертва экономической конъюнктуры или недобросовестных действий контрагентов может оказаться за решёткой.

К слову, и юристы со стороны кредиторов должны быть не менее компетентными. Иначе может случиться, что прожжённый мошенник оставит всех с носом и будет жить потом долго и счастливо.

— В таком случае как можно определить «качество» привлекаемых специалистов, например, на процедуру наблюдения? Или таких критериев нет?

— А как вы выбираете врача, когда вам требуется действительно квалифицированная медицинская помощь? Наверное, спрашиваете совета знакомых. Берёте во внимание опыт доктора, количество проведённых им операций, его учёную степень и прочие регалии. Так же и здесь. Ведь антикризисное управление имеет очень много общего с лечением человека. Только квалифицированный специалист может определить, поможет в конкретном случае «курс таблеток», требуется «хирургическое вмешательство» или, не дай бог, «пациент» уже обречён и пора готовить завещание.

Так что критериев по большому счёту два: квалификация и репутация. Как долго человек работает в этой профессии? Сколько процедур провёл, чем они закончились? Были ли в его практике конфликтные ситуации или даже какая-то «уголовка»? Что говорят его клиенты? Исходя из ответов на эти вопросы и следует принимать решение.

Добавлю ещё два критерия, которые, может быть, не столь очевидны, но мне кажутся важными. Во-первых, едва ли стоит приглашать специалиста из другого региона — с большой долей вероятности это «кот в мешке». Во-вторых, по моему глубокому убеждению, арбитражный управляющий, ведущий сложные процедуры банкротства больших предприятий, должен иметь базовое юридическое образование.

— А разве может быть иначе?

— Посмотрите список любой профильной саморегулируемой организации (СРО). Вы, возможно, будете удивлены, но 60—70% специалистов там имеют техническое образование: военное училище, институт железнодорожного транспорта и пр.

Ничего не имею против этих вузов. Более того, практика показывает, что такие арбитражные управляющие тоже могут показывать достойные результаты. Но повторюсь, что в сложных случаях антикризисного управления юридическая подготовка необходима. Поэтому, если у арбитражного управляющего нет соответствующей квалификации, он должен иметь возможность привлечь к этой работе хороших юристов.

Именно поэтому, к слову, была создана наша ассоциация, в которую входят специалисты самых широких компетенций. В зависимости от конкретной ситуации подбирается соответствующий профессионал или целая команда. Такие профессиональные объединения созданы уже во многих городах и регионах, это насущная необходимость, диктуемая рынком.

— При этом вы упомянули СРО. Разве они не выполняют той самой роли объединения профессионалов?

— Это так, но картина несколько сложнее. В силу ряда исторических причин во главе некоторых СРО оказались люди, которые фактически подталкивают арбитражных управляющих к совершению противоправных действий. Они устанавливают так называемые взносы, а упрощённо говоря, поборы с арбитражных управляющих. Им вменяется в обязанность отдавать руководству СРО определённую долю от участия в процедурах наблюдения или банкротства. Человеку ничего не остаётся, кроме как «добывать» эти средства из самой процедуры — других источников у него нет.

Увы, такая практика существует, в том числе и в Перми. На мой взгляд, подобными фактами должны заниматься правоохранительные органы, а регулятор (Росреестр) впоследствии должен ликвидировать недобросовестные СРО.

— Выходит, институт СРО в этой сфере себя дискредитировал?

— Столь глобально обобщать не стоит. Приведу параллель — банковский сектор. Мы регулярно слышим о том, что у того или иного банка отозвали лицензию. Основание — неисполнение обязательств перед вкладчиками, участие в отмывании средств или иные недобросовестные действия, за которые регулятор применяет санкции. Да, это неприятные факты. Но мы же не ставим на этом основании под сомнение необходимость существования всей банковской системы, не так ли?

На самом деле профессионалы, которые глубоко погружены в тематику антикризисного управления, прекрасно знают закулисье тех или иных СРО. И наведение соответствующих справок также не будет лишним при выборе специалиста по антикризисному управлению: какую СРО он представляет и какие «правила игры» в ней установлены. Это позволит в дальнейшем избежать многих неприятных сюрпризов.

— В завершение разговора всё же хочется узнать ваше мнение по поводу участия криминала в процедурах банкротства и шире — деятельности бизнеса. О чём говорят такие факты, как убийства арбитражных управляющих или уголовные дела, связанные с их деятельностью? Усиливается ли вновь роль криминала в экономике?

— Нужно понимать, что теневая сторона в экономике была всегда. Даже во времена СССР работали «цеховики», закрывая ряд ниш, оставленных без внимания государства. Из этих «цехов», к слову, затем выросла значительная часть организованной преступности. То есть криминал как вода — ищет лазейки, которые не перекрыты наглухо, и следует в те сферы, где государство ослабляет своё влияние.

Меняется и конъюнктура. Если в середине 2000-х годов экономика росла как на дрожжах и борьба шла за перераспределение сверхдоходов, то сегодня, увы, идёт последовательное падение и «сжатие» всех рынков. Ресурсов становится всё меньше, а борьба за них — всё жёстче. Ведь во многих случаях это просто борьба за выживание. Поэтому и действия участников этой борьбы ужесточаются. Безусловно, меня не может это не тревожить. Ведь мне довелось работать в 1990-х годах, и я не хотел бы возвращения тех методов решения спорных вопросов.

Любой бизнес проходит в своей жизни несколько этапов: становление, развитие, кризисы, слияния и поглощения. Банкротство тоже часть этого жизненного цикла. И чем скорее на всех стадиях жизни бизнеса будут работать чёткие, прозрачные и понятные для всех правила, тем скорее мы с вами перестанем говорить о криминальных проявлениях антикризисного управления.

«Повторение девяностых больше невозможно»

Павел Фадеев, депутат Пермской городской думы, начальник управления уголовного розыска УВД Пермского края в 2013—2016 годах:

— Любой передел собственности связан с конфликтом, ведь речь идёт, как правило, о серьёзных ресурсах, прежде всего финансовых. Понятно, что этот процесс привлекает интерес людей самого разного толка. И криминальные проявления были в этой сфере всегда. В том числе и убийство как самый радикальный способ решения конфликта.

В подобных процедурах арбитражный управляющий несёт на себе повышенный риск, ведь он имеет большие возможности для влияния на окончательное решение той или иной спорной ситуации. То есть он находится в эпицентре столкновения имущественных интересов. Если же он выбирает недобросовестную модель поведения, предоставляя криминальные услуги, то сам провоцирует противоправные действия в отношении себя. Чаще всего именно так следует трактовать случаи криминальных разборок с участием арбитражных управляющих.

Сегодня пик передела собственности давно позади. Тем не менее рынок — очень динамичная структура, и окончательно этот процесс не закончится никогда. Но за тот период, который мы прошли с начала 1990-х годов, изменилось очень многое. Прежде всего, значительно усилилась роль государства и его контролирующих и правоприменительных структур. Созданы соответствующие законы, и, главное, у государства есть желание и возможности их твёрдо реализовывать на практике.

Поэтому уголовные дела и убийства в сфере банкротства и иных проявлений передела собственности сегодня — скорее исключения, подтверждающие это правило. Несмотря на то что экономическая ситуация сегодня нестабильна, проводить параллели с 1990-ми годами не стоит. Мы живём уже совсем в другой реальности, и повторение прошлого невозможно.