«Мы видим запрос и согласие общества жить в тотальном контроле в обмен на определённые преференции»

QR-коды для свободного передвижения по городу, система распознавания лиц для отслеживания нарушителей карантина заставили вспомнить о времени советских репрессий и вызвали ассоциации с обществами тотального контроля по типу современного Китая. Неужели теперь и в России будет как в Поднебесной? Этот вопрос мы обсудили с профессором, и. о. директора Института Дальнего Востока РАН Алексеем Масловым.

— Алексей, насколько я могу судить, в массовом сознании в связи с понятием «общество тотального контроля» ассоциируются две страны: Китай и Северная Корея. Справедливо ли это — расценивать эти государства как полицейские?

— В мире нет ни одного общества тотального контроля. Надо исходить из того, что тотальный контроль устанавливается только в абсолютно рабовладельческом обществе, когда для людей закрыт доступ к источникам информации и к принятиям решений по поводу собственной жизни.

Правда состоит в том, что в мире на сегодняшний день есть несколько автаркий, которые жёстко контролируют жизнь людей. Помимо Китая и Северной Кореи, в которых, кстати, воспроизведены две совершенно разные модели контроля, жёсткий контроль за гражданами существует в некоторых странах Латинской Америки. Жёсткие системы религиозного контроля применяют в арабском мире.

С западной точки зрения такие взаимоотношения между властью и гражданами могут считаться тоталитаризмом и насилием над людьми. Однако китайскую систему, в том числе, в самом Китае, многие люди воспринимают как систему регулирования общества, а не как систему насилия над личными свободами. Например, система социального кредита в Китае вызвала очень позитивные оценки. Во-первых, потому что она вводилась постепенно с 2014 года по 2020 год. Во-вторых, она значительно уменьшила количество судебных разбирательств в стране. В-третьих, новая система, в сущности, воспроизвела старую китайскую модель, которая существовала в Поднебесной и раньше, но на другом уровне технологий.

Поясню, что современная китайская система социального контроля устроена довольно простым, но разветвлённым образом, причём в настоящий момент в ней нет единства. Каждому человеку выдаётся определённое количество баллов, примерно — тысяча. Они могут быть привязаны к его аккаунту в социальной сети WeChat. К нему, в свою очередь, привязан не только мессенджер, но и выплата зарплаты, сервисы покупок. То есть эти баллы являются основным социальным идентификатором китайского гражданина. За нарушения количество этих баллов сбавляется. За добросовестные поступки — они прибавляются. Если вы нарушили какие-то социальные нормы, например, перешли дорогу на красный свет или просрочили выплату кредита, то баллы сбавляются. Если вы пошли волонтёром бороться с коронавирусом, то ваши баллы увеличиваются. В конечном счёте социальный рейтинг влияет на ваши социальные преференции. Например, при большом количестве баллов вам легче купить билеты на самолёт или на поезд в «горячий сезон», вам могут выдать кредит под низкие проценты, выдать в прокат велосипед без депозита.

В Китае многие восприняли систему социального кредита с одобрением. Граждане понимали, что раньше они многое делали правильно, но при этом им нигде это не засчитывалось. Кроме того, такая система создаёт здоровую социальную конкуренцию между людьми и желание проявить себя наилучшим образом. Что, согласитесь, довольно сложно в обществе, численность которого составляет почти полтора миллиарда.

Такая реакция говорит о том, что ни одна система тотального контроля не возникает внезапно и из ничего. Сначала мы видим запрос и согласие общества жить в этом тотальном контроле в обмен на определённые преференции. Китай — яркий тому пример.

— В каких исторических обстоятельствах возникают «общества тотального контроля»?

— На примере таких азиатских стран, как Китай, Корея и Вьетнам, мы видим, что эти общества развивались по очень жёсткому принципу социального договора между властью и народом. Власть в этих странах брала на себя очень много. В том числе, кормление населения и спасение от стихийных бедствий. В древности это были, например, разливы рек, в наши дни это коронавирус. Если власти удавалось усмирить все эти катаклизмы, то считалось, что она получает некий мандат на правление от Неба. Если страну постигают несчастья, то власть утратила этот сакральный «мандат Неба», и народ восстаёт и свергает такую власть. Поэтому каждая смена династии правителей в этих странах имела свой мистический подтекст.

Сегодня эта модель взаимоотношений между властью и обществом реализуется в системе патернализма, когда государство берёт на себя очень много социальных обязательств и при этом требует от народа соблюдения моральных норм и самоограничений.

В известной степени это было типично для советской системы, когда государство брало на себя очень большую ответственность, но при этом жестоко карало людей за провинности.

Сама по себе система не является жёстко ограничивающей, пока вы не покушаетесь на саму природу власти, не задаёте вопросы о сути и смысле этой власти.

— Возможно, именно память о советских репрессиях и тяжёлых судьбах диссидентов делает для россиян «общества тотального контроля» такими ужасными. И поэтому многим из нас хочется думать, что у такой модели истёк срок годности.

— Память о негативном опыте прошлого не отменяет фактов. Если посмотреть на общую тенденцию в мире, то мы увидим, что система демократий или либеральных моделей экономики оказались исключениями, а не правилом. Поскольку учебники истории и экономики пишутся, в основном, западным миром, мы воспринимаем эту модель как нормативную, как то, к чему стремится весь мир, к чему какие-то страны приходят, а какие-то «пока не способны» прийти. Мы все помним, как в США требовали от Китая максимальной либерализации экономики, прекращения поддержки государственных предприятий, чтобы сделать свободный рынок, позволить высказывать любые мнения, в том числе, критику государственной власти. И что же мы увидели? Несмотря на «неправильную» с точки зрения либеральных ценностей китайскую систему, именно эта система построила едва ли не первое по развитию в мире государство.

Если посмотреть на азиатские формы правления, мы увидим, что большинство из них являются либо прямыми монархиями (Таиланд, Бирма), либо воспроизводят жёсткую иерархическую абсолютистскую структуру (Китай, Северная Корея). В более мягком виде такая форма правления реализуется в таких странах, как Южная Корея и Япония, где бизнес-корпорации построены по жесточайшему иерархическому принципу. В некоторых странах Латинской Америки и Африки также постоянно воспроизводят модель диктатуры.

Более того, мы видим, что в последнее время модель управления США постоянно тяготеет к ограничительным, а не поощрительным мерам.

То есть тоталитаризм и тотальный контроль в чистом виде нигде в мире не существуют, но их производные формы существуют повсеместно и, более того, усиливаются.

— Китай — первая страна, которая победила эпидемию коронавируса на своей территории. Не будет ли являться этот факт своеобразной рекламой «обществу тотального контроля» с его способности к экстренной мобилизации всех сил?

— Китай победил коронавирус не за счёт тотального контроля, а за счёт способности ввести мобилизационную экономику, которая является частью нелиберальной экономической модели. Есть и вторая составляющая этой победы — добровольцы, которые решили поддержать государство, которое очень хорошо объяснило гражданам: мы все, и руководители, и подчинённые, плывём в одной лодке.

— В России сейчас многие думают, что коронавирус закончится, а контроль останется. Сеть городских камер видеонаблюдения и подключенная к ним система распознавания лиц, QR-коды будут использованы для карательных и ограничительных мер.

— Несмотря на то, что у некоторых людей, находящихся у власти, сейчас есть очень большое желание ввести тотальный контроль, мы должны понимать, что он не вводится решением государства. Он вводится запросом граждан. Ровно то, насколько граждане готовы запросить тотальный контроль, настолько он и будет. Насколько я могу судить, в России граждане хотят, чтобы система была прозрачной и простой. Вряд ли в России кто-то захочет жить как граждане в Китае под полным «просветом», российское сознание вряд ли с этим согласится.

К тому же, не стоит забывать, что даже при самом неблагоприятном сценарии у людей всегда остаются лакуны для личной свободы. Свободу мысли и выбора ничем невозможно ограничить, кроме как мыслью самого человека. В худшем случае человек переживает разрыв между несвободным обществом и внутренней свободой.

А способность людей рождать и декларировать идеи никак не связана с внешними ограничениями. Даже абсолютистское древнекитайское общество породило колоссальное количество философов. Их там было не меньше, чем в свободном демократическом обществе Древней Греции. Да и в жёстком тоталитарном обществе СССР 1930-40-х годов мы видим взлёт искусства и литературы.