«В скобах много разных смыслов»

Справка

В профессии: с 2011 года.

Достижения: участница Триеннале российского современного искусства (Музей современного искусства «Гараж», Москва, 2017), проекта Nemoskva «Двенадцатый часовой пояс» (Брюссель, 2019) и «Немосква не за горами» (Санкт-Петербург, 2020). Участвовала в групповых выставках: «Все немного волнуются», специальный проект Московской международной биеннале молодого искусства «Нагорная» (Москва, 2014), «Форма незримого» (Центр современного искусства «Винзавод», Москва, 2016), In Your Trace. Inspirational Forces in Russian and Hungarian Contemporary Art (Mikve Gallery, Будапешт, 2019) и др. Персональные выставки: «Культура материалов» (Музей современного искусства PERMM, 2020), «Щит-парад» (галерея «Грин-Арт», Пермь, 2013).

Образование: окончила Пермский государственный университет по специальности «английский язык и литература» и Bowling Green State University (США) по направлению «литература и живопись». В 2012–2014 годах училась в Школе современного искусства «АртПолитика» (Пермь). В 2014–2015 годах — студентка Школы вовлечённого искусства «Что делать?» (Санкт-Петербург).

— Елена, вы учились в США. Что это был за опыт для вас?

— Это была грантовая программа, благодаря которой я полтора года училась в аспирантуре по литературе в городе Боулинг-Грин, штат Огайо. Что немаловажно, моя дипломная работа была посвящена вовсе не словесности, а изображениям. А именно: заметкам на полях — рисованию, которое сопровождает рутинные действия.

Моё самое яркое впечатление об учёбе в Америке — это художественное отделение, где я брала занятия. Отделение было открыто 24 часа в сутки. Там были просторные освещённые мастерские, мольберты... Можно было приходить после своих литературоведческих занятий и делать то, что в Перми у меня никогда не получалось из-за нехватки места, времени и денег. Именно там я впервые стала грунтовать и скреп­лять степлером холсты. Тогда я ещё не думала, что скобы — это материал. Всё было впереди.

— Как случилось, что именно офисные и строительные скобы стали вашим художественным материалом?

— Когда я занималась живописью, у меня под рукой всегда был степлер для натягивания холстов на подрамник. Впервые я стала работать со скобами как с материалом во время декретного отпуска. Тогда я не имела практически никакого представления о современном искусстве. Должно быть, меня интуитивно тянуло к этому материалу из-за его жёсткости, колючести, функциональности, травмоопасности. Это всё для меня рифмовалось с рождением ребёнка. На свой страх и риск я начала делать что-то из этих скоб. Из первых инсталляций собралась первая выставка. А потом в школе Арсения Сергеева, где я училась в 2012 и 2013 годах, нам было предложено выбрать материал и смотреть на него чуть более аналитически и больше с ним экспериментировать. Я подумала, что раз со скобами у меня уже началась какая-то история, то почему бы её не продолжить.

— В вашем резюме написано, что скобы вы используете как метафоры сообществ, их конфликтов и взаимодействий. Это не самая очевидная метафора для канцелярской принадлежности. Не могли бы пояснить?

— Когда я начала работу со скобами, я поняла, что из этого материала можно извлечь много разных злободневных смыслов. Например, когда начались события на Болотной площади в 2011 году, то само собой для меня было обратиться к скобам. Потому что они одинаковые, их много, они создают группы, как протестующие люди на Болотной площади. Кроме того, в связи с Болотной началась спекуляция на «духовных скрепах» России. И тут тоже скобы оказались кстати, ведь они скрепляют.

Ещё скрепы хороши тем, что они нелишний раз возвращают нас к канцелярской стороне истории. При помощи скреп соединяются листы документов, которые иногда являются судьбоносными для того или иного человека. В общем, в скобах много разных смыслов. Их настолько много, что они друг на друга наслаиваются.

Если искать аналогию в искусстве, то разворот у меня происходил в сторону метода Гарри Бардина и его анимационного кино из спичек.

— Вы только скобы используете как художник?

— Скобы не отпускают. И по смысловым ассоциациям, и по графическим свойствам этот материал очень удачный. Также скобы естественным образом масштабируются: в мире множество скоб различных форм и размеров. Кроме того, характер городской среды в Перми соответствует той эмоциональной тональности, которую передают скобы. Смотришь за окно осенью и понимаешь: наверное, опять будет инсталляция из скоб.

Кроме скоб у меня есть другие любимые материалы. Это ткань, желе, контрастные своей чувственностью скобам и не менее интересные. Из всего этого можно делать объекты. Работы с тканью и желе тоже выставлялись на групповых выставках и других событиях. Например, был такой весёлый перформанс «Кормление грудью» на ночи музеев в PERMM в 2012 году. Тогда я сделала много объектов-десертов из желе в виде женской груди, и мы с коллегами предлагали их посетителям. Важно, что всё это происходило на фоне выставки Дмитрия Цветкова «Государство» с фетишизированным оружием, военной формой, отрезанными головами российских монархов.

Что касается вышивки, то её можно было увидеть на выставке пермской графики «Живая пустота» в PERMM в 2016 году.

У меня были работы с колючими металлическими материалами — металлической губкой и металлической стружкой на заводе.

В общем, от скоб я иногда отвлекаюсь на другие материалы. Но тут как в семейной жизни: интересы могут возникать, но пока лояльность к одному побеждает.

У меня, кстати, есть и традиционные работы. Я рисую на бумаге маркерами, черкаю в приложении на телефоне. Пока нигде не выставляю эти работы, потому что они не сложились в цельную концепцию.

— Без концепции выставлять не будете?

— Я думаю, что хороший концепт может «вытянуть» даже те работы, которые технически выполнены неидеально. Заметьте, что у многих хороших художников концепт на первом месте. И только после него — исполнение, воплощение. Концепт, чаще всего выраженный словами.

— Кстати о текстах. Вы по образованию лингвист. Как из лингвистики вы пришли в современное искусство?

— После окончания школы я думала получать художественное образование. Но на семейном совете было решено, что с английским языком надёжнее. Продолжить своё увлечение искусством я решила после окончания вуза. Занималась в изостудии под руководством Вячеслава Селиванова и Михаила Павлюкевича. Там познакомилась с другими пермско-питерскими художниками: Асей Маракулиной, Ильёй Гришаевым, Анной Андржиевской, Анной Марамыгиной.

Потом в моей жизни появилась школа Арсения Сергеева, которая научила меня современному искусству. Кроме занятий и участия в выставках эта учёба дала мне работу. Например, я делала анимацию для игрового фильма «Хит» режиссёра Маргариты Михайловой. Ещё я была видеографом и сценографом для спектаклей в «Сцене-Молот». В театре было очень интересно работать. Правда, у меня сложилось впечатление, что мне не хватило коммуникативного опыта для корректного взаимодействия с режиссёрами. Ведь они, как правило, достаточно ревностно относятся к тому, что художник может тянуть одеяло на себя в вопросах воплощения художественной концепции спектакля. Театр — это монотеистическая религия.

— Что делает вас художником?

— Типичная для художника мотивация — желание высказаться.

— В чём ваш главный месседж?

— Он про хаос и порядок. Про воссоздание и разрушение. Очевидно, что скобы соединяют. Но... Если бесконечно соединять скобами любой материал, то он разрушится, травмируется, разъединится. То же происходит и в более крупном масштабе. Например, в нашем городе. Насколько целесообразно объединение различных районов в один городской организм для достижения статуса города-миллионника без учёта их особенностей, архитектуры, расстояния друг от друга? Пермь, как и многие другие российские города, перекраивается, перешивается, и у градостроителей, да и остальных жителей, регулярно появляются претензии и вопросы к тем или иным архитектурным решениям.

— Скоба — это очень простая, даже примитивная штуковина с весьма ограниченной функциональностью. Чем оправдано небывалое её усложнение?

— Скобы автономно — это действительно просто. Но есть же ещё материал, который скреп­ляется. Он существует не всегда на физическом уровне. Например, на выставке «Культура материалов» в PERMM соединены мои работы и графика пермского художника Леонида Попова из коллекции Пермской художественной галереи. Этот «мостик» между мной и художником, которого уже нет, тоже ведь свое­образная скоба между эпохами. Мне понравилось, что у этого художника есть изображения Перми в послевоенный период больших надежд и пафоса строительства и обновления. Мне интересна работа с городской средой. Кроме того, есть семейная легенда, согласно которой среди моих предков есть некий художник Попов, который выставлялся в Пермской галерее.

— Какая из ваших работ у вас любимая?

— «Операция». Она была выставлена в 2015 году на групповой выставке школы «Что делать?» в Петербурге. Кураторы просили сделать работу про личное событие, которое было бы как-то связано с большой историей. У меня родилась идея совместить карты России и Крыма крупными скобами на операционном столе. Когда мы отдыхали в ещё украинской Ялте, у меня была операция по удалению аппендицита. Я пролежала несколько дней в больнице с осложнениями после операции. Этот телес­ный травматический опыт связался в моём сознании с политической историей. Присоединять аппендикс или нет? С одной стороны, я и моя семья в Крым больше не ездим. С другой стороны, я не пошла бы на баррикады, потому что у меня есть знакомые в Крыму, которые рады присоединиться к России.