Вещи/Время
В Музее современного искусства PERMM открылись первые выставки нового сезона
Казалось бы, выставки «Корни/Вещи» (0+, на первом этаже) и «Работа в чёрном» (0+, на втором этаже) имеют мало общего; однако, если рассматривать экспозицию в PERMM как целое, они оказываются взаимодополняющими.
На первом этаже — царство фантазии, безудержной декоративности, рукотворности и сочинённости; этот интерьер имеет мало общего с реальностью, а если приметы реальности всё-таки просматриваются, то деформированные, пересочинённые, преломленные в сознании художника-демиурга. На втором этаже — царство суровой правды, той самой реальности, которой не найти на первом этаже; казалось бы, совсем неприукрашенной.
Может быть, на втором этаже — просто жизнь, а на первом — потусторонний, загробный мир? Подземный: ведь с потолка там и тут свешиваются корни растений. Если взглянуть на экспозиции с такой точки зрения, они кажутся одним целым.
«Корни/Вещи» — выставка, задуманная и выполненная в качестве куратора директором музея Наилей Аллахвердиевой, — демонстрирует объекты из текстиля из коллекции музея, а также из собрания фонда «Новая коллекция» и из личных «закромов» художницы Ольги Субботиной. Текстиль здесь показан как универсальный материал для изобразительного искусства — он в близком родстве и с живописью, и с графикой, и со скульптурой, не говоря уже о том, что без всяких натяжек и домыслов текстиль относится к ведомству декоративно-прикладного искусства.
В экспозиции «Корни/Вещи» есть образцы всех изобразительных возможностей текстиля. Объекты Дмитрия Цветкова или серия «Спасительная пустота» Ольги Субботиной и Михаила Павлюкевича — это настоящая скульптура. Их же «Двойное видение» — это графика, «Мужчины моей жизни» Виты Буйвид или «Клещи» тех же Субботиной и Павлюкевича — это как бы прикладные предметы, шаль и ковёр, хотя никому, конечно же, не придёт в голову использовать их в бытовых целях.
Впрочем, текстиль всё же неразрывно связан с бытом, с повседневностью, недаром экспозиция первого этажа выстроена как жилой интерьер, наполненный бытовыми вещами. Интерьер простой и в то же время экзотический, ибо весь центр зала выстлан коврами-матрасами из серии узбекского художника Саида Атабекова «Корпеше-флаги», которая была показана на Венецианской биеннале. Атабеков сшил национальные коврики — корпеше — в дизайне флагов разных стран. Очень декоративно, ярко, нарядно и с большим политическим подтекстом. Между этими ковриками Наиля Аллахвердиева разместила предметы из «Спасительной пустоты» Субботиной — Павлюкевича, словно пришедшие с чёрно-белых фотографий из давнего детства: электроплитка, семь слоников на полочке, глобус…
На стенах вокруг этого жилого пространства — как положено, портреты и иконы: здесь и «Мужчины моей жизни» Виты Буйвид, которая вплела портреты медийных лиц ХХ века в квадратики вязаной крючком шали, модной полвека назад, и лики деревянного Христа из Пермской художественной галереи в текстильном исполнении Ольги Субботиной и Михаила Павлюкевича.
Конечно, в этом интерьере живут. Например, «Свита президента» и «Преемник президента» Дмитрия Цветкова из знаменитой экспозиции «Государство» — нарядные, очень самодостаточные, обладающие личностями парадные мундиры.
Экспозиция, казалось бы, эклектичная — стиль, идеология, даже национальная принадлежность экспонатов весьма пестры; но всё это как-то увязывается в особую гармонию, которая тем более уместна, что мысль о потустороннем мире, где все равны и всё вперемешку, не покидает — о нём то и дело напоминают длинные изогнутые корневища, подаренные музею группой «Город Устинов» и теперь свисающие с потолка над ковриками и электроплитками текстильного интерьера.
«Корни/Вещи» — выставка из фондов музея, и практически все экспонаты в ней уже видены были в других экспозициях, однако скучно было бы без премьер, и премьера, конечно же, есть — «Клещи» Ольги Субботиной и Михаила Павлюкевича. Редко когда современные художники, а особенно такие любители вдумчивого наблюдения, как Субботина и Павлюкевич, допускают подобные высказывания — прямые и публицистические. Здесь на винтажной белой скатерти нашит силуэт из васнецовской картины «Иван-Царевич на Сером Волке». Герои классического полотна убегают от ползущих со всех сторон клещей, а подпись гласит: «Оказались Яга и Кощей милее наших клещей», причём слово «наших» выделено курсивом.
В слове «текстиль» зашифрованы «текст» и «стиль». «Стиля» в экспозиции, казалось бы, предостаточно, ведь одежда — его важнейшая составляющая, и предметов одежды в текстильной выставке по определению много; но вот к стилю в обычном понимании эти предметы имеют очень мало отношения. Взять хотя бы «Приметы присутствия» Александра Агафонова — куртки, на подкладках которых отпечатаны фотографии мест, откуда исчезли навсегда люди. Или, скажем, работа пермской художницы Анастасии Улановой — пальто, на подкладке которого вышито стихотворение Ивана Козлова:
Когда ты окунаешься во тьму
Дворов ночного спального района,
Среди предметов неодушевлённых
Так страшно очутиться одному.
Скрипят качели, сушится бельё,
Здесь нелегко остаться одиноким,
Скамейки, турники и шлакоблоки
Фиксируют присутствие твоё.
Они все оскорбительно живей
Тебя, меня и всех нас вместе взятых.
Ты здесь родился и взрослел когда-то,
Теперь крошись, ломайся и ржавей.
Вас всё ещё соединяет нить,
Но ты для них чужак и инородец,
И в прошлое, как в высохший колодец,
Спускаешься, чтоб жажду утолить.
Вообще, в экспозиции очень много про «подкладку», про оборотную сторону вещей — в прямом и переносном смысле. Пальто от Насти Улановой напоминает о первой части слова «текстиль» — «текст»; здесь много и других объектов с текстами, например, работа Аси Маракулиной, звезды поколения тридцатилетних, «Я люблю тебя, ничего не бойся» — это буквально вышитая на ткани фраза, вынесенная в заголовок.
* * *
Стихотворение Ивана Козлова, прокравшееся «сталкером» на первый этаж музея, служит смысловой связкой со вторым этажом — экспозицией «Работа в чёрном», где Иван Козлов был куратором и одним из авторов. Выставка шести фотографов-«сталкеров» — словно бы прямая иллюстрация к стихотворению, которое не зря приведено здесь полностью: тут и пустые дворы, и шлакоблоки, и много ржавчины, и разнообразные «колодцы в прошлое»; и в целом переданная в стихотворении атмосфера, щемяще-ностальгическая, немного угрожающая и в то же время манящая, в этих фотографиях исчерпывающе проиллюстрирована.
«Работа в чёрном» — это фотографии всевозможных «заброшек», горнозаводских руин, кладбищ теплоходов и тепловозов, чудом уцелевших полуживых заводских и шахтных посёлков… Когда на всё это смотришь, приходят в голову заголовки вроде «Пермские Помпеи», «Пермская Атлантида» или «Пермский Чернобыль»: руины помпезных дворцов культуры и могучих виадуков напоминают об античности, опустевшие дворы — о Припяти. Во всём этом чувствуется неумолимый ход времени, уносящий, частица за частицей, что-то существенное, ещё вчера очень важное: памятник космонавту, разбитый и забытый, или оставленное на стене опустевшей комнаты панно, созданное при помощи электровыжигателя и наверняка бывшее предметом гордости какого-то обладателя детских умелых ручек.
Здесь всё проникнуто суровым стилем правды и истины, и в то же время преисполнено символизма и многозначительности. Выставка очень познавательна и побудительна: хочется немедленно взять фотоаппарат и отправиться по закоулкам Пермского края в поисках такой же богатой фактуры. Публицистическая выразительность тоже присутствует: руины взывают к памяти будущих поколений и просят защиты и охраны. Многие из них уже пошли прахом: на фото запечатлены, например, знаменитый дворец культуры в посёлке Шумихинский, который был взорван буквально год назад, день в день с вернисажем, и потрясающий, готически ажурный многоэтажный дебаркадер, который несколько лет назад трагически сгорел.
Все участники выставки чувствуют эту миссию — сохранить уходящую индустриальную натуру, напомнить о том, что наше наследие драгоценно, даже если официально не входит в реестры памятников. Это — общая черта всех фотографий, но есть и различия: так, в работах Владислава Тимофеева доминирует познавательное, краеведческое, исследовательское начало; Ивана Козлова влечёт суровая эстетика руин; Григорий Скворцов — апостол индастриала как стиля. Будучи лидером группы «Джагат», он практикует этот стиль во всём — в музыке, в фаер-шоу, в видеоарте, который тоже показан на выставке.
Это видео заслуживает особого разговора. Съёмки с квадрокоптера запечатлели обычный жилой дом, девятиэтажную «панельку», под окнами которой сияет огнём идеально круглая яма — ничем не огороженная, открытая любому прохожему пылающая бездна посреди снегов, этакая пермская Дарваза. Ощущение полного сюрреализма, нереальности… А на самом деле — устройство для осушения болота в Закамске. Прекрасный пример того, как нечто утилитарное, будучи преломлённым через взгляд художника, становится мощным артефактом.
Некоторые из фотографий опустевших интерьеров промышленных предприятий удивительно напоминают акварели Виктора Кузина из его знаменитой «производственной» серии, где цеха подобны живым организмам, а многочисленные трубы и кабели — кровеносным сосудам, нервам и кишкам. Об очевидном тематическом и эстетическом сходстве «сталкерской» фотографии и живописи уральской пейзажной школы будет интересно поговорить после третьего сентября, когда в Центральном выставочном зале откроется выставка «Уральский коэффициент» (12+).
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.