«Вся игра коллекционера — заполучить шедевр»
Крупнейший коллекционер современного искусства Антон Козлов — о смысле коллекционирования и об искусстве как коммуникации
Фото: Любовь Кабалинова / Президентский центр Б.Н. Ельцина
В арт-галерее Президентского культурного центра им. Бориса Ельцина в Екатеринбурге работает выставка современного искусства с загадочным названием «Двадцать один длинный, один короткий» (12+). Это первая в серии выставок произведений из коллекции Антона Козлова. Шесть лет он собирает русское современное искусство, и вот теперь решил выставляться — активно и профессионально. Собрал специальную команду, завершает работу над сайтом, ведёт телеграм-канал и ютьюб-канал «Пока все дома у Антона», сформировал выставочный план.
Это особая стратегия: не открывать собственный музей или выставочный зал (хотя мог бы), а показывать современное искусство по всей России, в разных институциях, с разными кураторами. Это важно, потому что искусство, по мнению Антона, это средство коммуникации, и его взаимодействие со зрителем должно быть гибким и подвижным.
В экспозиции с произведениями Александра Виноградова и Владимира Дубосарского, Владислава Мамышева-Монро, Ивана Горшкова, Ирины Кориной, группы «МишМаш», чья работа дала название выставке, есть и две работы Вадима Михайлова — выходца из Перми.
Антон Козлов весной планирует провести большую выставку в Москве. Есть и идея сотрудничества с пермскими музеями, но она пока обсуждается.
— У нашей сегодняшней беседы — актуальный контекст: разговоры о современном искусстве вновь приобрели остроту в связи с целой серией громких событий, самое нашумевшее из которых — покупка за 6,2 млн долларов на аукционе произведения Маурицио Каттелана «Комедиант», представляющего собой приклеенный скотчем к стене банан. Обострились и споры вокруг современного искусства в России, так что мы с вами попадаем в целый комок информационных поводов.
Как вы пришли к идее коллекционирования именно современного искусства? Чем оно привлекательно?
— Современное искусство — это часть социальной коммуникации любого развитого государства, развитого общества, и у нас нет другого пути, кроме как идти к этому обществу. Во всём мире современное искусство — это большая индустрия, и банан за 6 миллионов — часть этой индустрии, прекрасный пример её в действии: несколько лет назад эта же вещь была продана на ярмарке за 120 тысяч долларов, и вот — такой рост!
Современное искусство — прекрасный глобальный мир, частью которого Россия, безусловно, является, и это невозможно отменить.
Я вижу в этом большие возможности. Конечно, в России есть коллекции, замечательные, крупные; есть деятельность некоторых музеев и других институций — государственных и частных; но если сравнивать это с тем, как обстоит дело в мире, причём не только на Западе, но и, например, в Эмиратах, в Китае, то это очень-очень мало на 140 миллионов населения России.
В этой сфере в России — огромный потенциал развития.
— Вы относитесь к коллекционированию как к разновидности инвестиции, как к бизнес-проекту?
— Конечно, приятно узнавать, что стоимость вещей из твоей коллекции растет. Но любое инвестирование предполагает продажу, так сказать, выход из актива, а подавляющее большинство коллекционеров — это страстные люди, не готовые в итоге расставаться со своими собранием.
Нет, мой интерес в другом.
То, что меня волнует — это не коммерческое, а музейное искусство, которое интересно социуму в широком смысле, которое говорит о его проблемах... Я собираю такие вещи, которые были бы интересны музею современного искусства или постоянной экспозиции этого периода. Вот там его место, там оно работает.
Возьмём тот самый банан: понимаете, одно дело, когда он висит на ярмарке и всё арт-сообщество в восторге от того, какая это красивая метафора происходящего, а другое дело, когда этот банан лежит у вас на столе. Всё-таки Маурицио Каттелан — это крупнейший автор, и это чудесная его работа. Я уверен, что цена за неё справедлива.
Всегда же ценятся такие вещи, как, например, «Чёрный квадрат» — лаконичный, внятный знак, найденный коротким, лёгким путём. Банан за 6 миллионов долларов — и его цена, и то, что это банан, вот это всё вместе — прекрасная метафора современности и часть того мира, искусство которого я собираю в России.
— Вы заинтересованы в том, чтобы широко показывать вашу коллекцию. Но ведь зачастую это очень хрупкие вещи из недолговечных материалов. И при этом дорогие... Вы не боитесь, что их повредят?
— Есть реставраторы! Вот недавно мы восстанавливали работу Сергея Волкова 1992 года — пыльную модель. Мне в коллекцию она поступила без пыли, то есть осталась форма, а пыль сама была утрачена, потому что колпак был разгерметизирован. Ну что ж! Реставратор берёт пыль и покрывает форму этой пылью, фиксирует её. Ничего здесь сверхсложного нет.
Для коллекционера сегодня сохранить произведения современного искусства — это меньшая из задач, а большая — чтобы они стали видимы для людей, потому что созданы для взаимодействия с обществом. Предположим, произведение, которое ты выдал на выставку, поцарапали. Ну, ничего, можно отреставрировать! Это не страшно. Я больше думаю о том, чтобы оно стало узнаваемым, цитируемым, имело возможность стать частью культурного кода.
— Как вы отличаете хорошее современное искусство от плохого? И вообще искусство от неискусства?
— Есть такое прекрасное понятие, как арт-сообщество. Это же не просто люди, которые красиво ходят пить шампанское на вернисажах. Это музейщики, кураторы, искусствоведы, преподаватели, художники, коллекционеры, галеристы и много кто ещё. Каждый день они стремятся определить, что такое хорошее искусство, а что такое искусство плохое. Бесконечным обсуждением и легитимизацией друг друга, разделением чужого мнения, выставками, сопоставлением и так далее мы определяем, что такое хорошее искусство. Все вместе. Вкусовщины здесь почти нет, зато есть вкус того небольшого количества людей, кто разбирается в предмете.
«Хорошее искусство» — это довольно демократичное понятие, потому что оно распределено среди акторов, которые делают выставки, продвигают художников, продают их, покупают, создают это искусство. Конечно, на помощь приходит время: достаточно легко искусствоведчески рефлексировать вещи, созданные 20-30 лет назад. Именно поэтому обычно музеи закупают в коллекцию произведения, которые были созданы не сегодня.
Хорошее современное искусство почти никогда не понятно широким массам в период его создания, но будет понятно через много лет, и чем оно лучше, тем дольше период до его признания. Сколько обсуждали «Чёрный квадрат»: это искусство или нет? Или «Фонтан» Марселя Дюшана? А ведь это два произведения, которые фундаментально повлияли на современную культуру.
К сожалению, у нас очень мало арт-критики, мало журналистики в сфере искусства, мало музеев с постоянными экспозициями современного искусства. В Перми, да, прекрасный музей PERMM, но даже там нет «азбуки», нет возможности оценить историю развития искусства второй половины XX — начала XXI веков. Покажите мне всё, что было. Покажите мне хорошего Кабакова, Булатова, Чуйкова, Файбисовича. Я хочу понять, как мы пришли сюда. Без этого невозможно: нельзя вести историю современного искусства от сегодня, или от нулевых, или от девяностых. Нет, она началась в 1957-м.
Мне кажется, одна из ключевых проблем современного искусства в том, что его как бы нет в музеях. Нет признания того, что это — лучшее искусство нашей страны последних шестидесяти пяти лет; а ведь с искусством, с качеством искусства у нас все нормально; у нас сложности с его принятием. Мы почему-то считаем, что этим не надо гордиться, а ведь это прекрасный повод — наравне с другими достижениями страны.
— Когда вы покупаете Леонардо да Винчи, понятно, что он со временем вырастет в цене, а когда вы покупаете вещи пермского художника Вадима Михайлова, на что вы рассчитываете?
— Ну, Леонардо просто не купить!
— Рыболовлев купил...
— Такого Леонардо я бы не стал покупать, а Рыболовлев его уже продал, и поступил правильнее, чем когда покупал.
Понимаете, сложно купить хорошую старую работу. Потратив большие деньги и много времени, вы найдете хорошую среднюю вещь или выше среднего. Но вот шедевр купить нельзя! А вся игра, как я вообще воспринимаю коллекционирование...
— ...Угадать шедевр?
— Даже не угадать, а заполучить. Иметь его в коллекции. Вся игра музейщика или коллекционера — это найти то, чего не будет ни у кого. Вот это игра, вот это страсть! Ради этого можно многим пожертвовать! А просто собрать что-то средненькое, хорошенькое, приятненькое, такое, как будет у многих, мне неинтересно. Возвращаясь к разговору об искусстве прошлых периодов, большими стараниями и большими усилиями, при наличии неограниченных ресурсов вы сможете за 5-10 лет собрать коллекцию, но все равно она не будет так значительна и интересна, как если вы сосредоточитесь на сегодняшнем, современном искусстве.
— То есть вы сейчас собираете то, что будет шедевром через 20 лет?
— Оно уже шедевр, просто это понимает небольшое количество людей сейчас, к сожалению.
В моей коллекции около тысячи произведений. Я давно их не пересчитывал, но бесконечно пересматриваю и перевзвешиваю каждую вещь и, если работа мне кажется слабой, я от неё избавляюсь — продаю, меняю, дарю, но в коллекции она не останется.
Любая коллекция — это авторский взгляд. Здесь есть пристрастие, есть аутентичность, свобода выбора. И когда все это присутствует в художнике, коллекционере, музейщике, кураторе, критике, то и сама наша сфера наполняется новым взглядом на предмет общего интереса. И в конечном итоге именно они помогут русскому современному искусству занять положенное ему место в обществе.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.