
Серая зона
Доля теневой экономики в Пермском крае оценивается в 20—30%
Оценка масштабов теневой и неформальной экономики в России и её регионах остаётся сложной задачей из-за различий в методологиях и доступных данных. Тем не менее эксперты сходятся в том, что эти секторы играют значительную роль, а их доля и динамика зависят от целого ряда факторов — от государственной политики до экономической конъюнктуры. В целом судить о масштабах теневого сектора приходится по косвенным индикаторам. В их числе старший преподаватель кафедры экономики и финансов ПНИПУ Юлия Стародумова выделяет динамику наличных расчётов, а также спрос на криптовалюты и обналичивание через даркнет. В свою очередь заведующая кафедрой экономики и менеджмента Пермского филиала Президентской академии Эльвира Кариева считает, что теневой сектор следует оценивать по количеству компаний с признаками нелегальной деятельности и неформальной занятости.
Точные цифры разнятся в зависимости от подходов к подсчёту, отмечает Эльвира Кариева. Однозначного ответа нет: Центральный банк фокусируется на подозрительных операциях, Росфинмониторинг учитывает серый импорт и уклонение от налогов, а Росстат — производство для собственного потребления. По данным МВФ, которые приводит эксперт, в 2023 году теневая экономика России, то есть деятельность, сознательно скрываемая от государства, достигает 39% ВВП, тогда как расчёты РАНХиГС дают 28,9%.
Хотя эксперт по фондовому рынку «БКС Мир инвестиций» Александр Шепелев подтверждает диапазон около 30% ВВП на общероссийском уровне, что в два-три раза выше, чем в развитых странах, но динамика всё-таки позитивная: десятилетие назад МВФ фиксировал 43%. Аналитик по суверенным и региональным рейтингам «Эксперт РА» Кирилл Лысенко акцентирует внимание на нерегистрируемых операциях: их доля в валовом выпуске выросла с 10,5% в 2021 году до 11% в 2022-м и 10,9% в 2023-м, что указывает на временный откат прогресса в сокращении теневого сектора.
Действительно, динамика последних лет с их неспокойной конъюнктурой демонстрирует противоречивые тенденции. Эльвира Кариева отмечает общее сокращение теневого сектора за пять лет благодаря контрольно-надзорной реформе, снижению налоговой нагрузки и введению режима самозанятости, что вывело из тени многих предпринимателей. Александр Шепелев в свою очередь добавляет, что улучшение налогового администрирования и меры против «серого» оборота наличности также сыграли свою роль: число занятых в теневом секторе, по данным Росстата, снизилось с 14,1 млн в 2014 году до 6,5 млн в 2024-м.
Однако Кирилл Лысенко указывает на обратный эффект в 2022—2023 годах, связанный с параллельным импортом и ростом активности в строительстве и услугах — отраслях с традиционно высокой долей теневых операций. Эксперт отмечает, что неформальный сектор в этих условиях переживает подъём.
По данным Юлии Стародумовой, в 2024 году доля неформально занятых в России достигала 15—20%, а в Пермском крае — 18—22%, что выше среднероссийского уровня. Она считает, что это может быть связано с более выраженным влиянием кризиса на региональный рынок труда. По налоговому методу масштабы теневой экономики региона в 2023 году оцениваются в 33—35%, приводит данные Эльвира Кариева.
Тень кризиса
Рост неформальной экономики в России и Пермском крае в последние годы ожидаемо подпитывается негативными макроэкономическими сдвигами. Эксперты выделяют как общероссийские, так и региональные драйверы этого процесса.
По словам Юлии Стародумовой, пандемия, санкции, инфляция и сокращение реальных доходов населения подтолкнули рост неформальной занятости и неучтённого оборота. Эльвира Кариева дополняет, что пандемия 2020 года активизировала теневую торговлю, а санкции 2022 года, отключившие Apple Pay, Google Pay и карты Visa/MasterCard, перевели многие транзакции в наличный расчёт, сделав их невидимыми для контроля. Также эксперт отмечает рост объёма наличности в стране, связанный с курсом рубля и валютными ограничениями ЦБ РФ в начале 2022 года, что усилило теневые потоки.

Спрос и политика государства играют двойственную роль. Кирилл Лысенко видит ключевые драйверы 2024 года в импортозамещении и усилении потребительского спроса, подстёгнутого ростом экономики и бюджетным стимулированием. Это, по его мнению, стимулирует неформальную активность, особенно в условиях дефицита кадров и ресурсов. На снижение налоговых поступлений от малого бизнеса на 10—15% по сравнению с доковидным периодом, несмотря на рост числа ИП, указывает Юлия Стародумова. Она связывает это именно с уходом части предпринимателей в тень, что особенно заметно в розничной торговле: оборот упал на 5% в 2023 году, и ЦБ оценивает, что 20% расчётов в этом секторе за 2022—2024 годы ушли в неучтённую зону.
Существенный вклад в этот процесс внёс бурный рост малого и микробизнеса, считает Кирилл Лысенко. Эксперт отмечает, что число индивидуальных предпринимателей в стране за год увеличилось на 7%, до 4,5 млн единиц, а число самозанятых — на 29%, до 12,2 млн единиц. Кроме того, сказалась и возникшая у предпринимателей потребность привлечения работников на время или по аутсорсу в условиях невозможности набора необходимых сотрудников в штат на постоянной основе.
Эту мысль поддерживает и заведующий кафедрой учёта, аудита и экономического анализа ПГНИУ, д.э.н., профессор Михаил Городилов. Он отмечает двойственную роль института самозанятых и налога на профессиональный доход, получивших в последнее время колоссальное развитие.
«Уже сейчас правительство обеспокоено тем, что самозанятых стало очень много и, как ни странно, этот институт стал мощным драйвером теневого сектора, поскольку именно он сейчас позволяет минимизировать зарплатные налоги, с чем активно начинает бороться судебная система — уже есть десятки судебных решений, на примере которых мы это наблюдаем», — рассуждает экономист.
Белые гиганты
Преобладание предприятий обрабатывающих отраслей и энергетики в структуре экономики Пермского края способствует высоким показателям легальности, отмечает Эльвира Кариева. Тем не менее выраженная индустриальная направленность краевой экономики приводит к теневым процессам, часто рассматриваемым в системе вертикальной интегрированности множества хозяйствующих субъектов, участвующих в производственных процессах: от добычи полезных ископаемых до дальнейшей их обработки.

Наиболее заметен теневой сектор в тех отраслях экономики Пермского края, где контроль затруднён, а экономические условия подталкивают к неформальным практикам. Строительство и торговля неизменно оказываются в центре внимания: Александр Шепелев оценивает долю теневого сектора в строительстве в 31%, в торговле и сфере услуг — по 25%. Юлия Стародумова уточняет, что в строительстве и ЖКХ до 40% работников — неформалы, включая мигрантов и субподрядчиков, а в розничной торговле преобладают неучтённые наличные расчёты. Эльвира Кариева добавляет к этому списку лесообработку и финансовый сектор. Она связывает их уязвимость с политическими потрясениями, санкциями и высокими налогами, которые усложняют легальное ведение бизнеса. Рост цен на топливо, по словам Юлии Стародумовой, также подталкивает транспорт и логистику к теневым схемам. Вместе с тем, продолжает она, в сфере услуг — от салонов красоты до ремонта — до 50% операций остаётся в тени, а в такси доля нелегальных перевозчиков достигает 40%, что подтверждается ростом ДТП с их участием на 15% в 2023 году. Кафе и бары скрывают до 25% доходов, до 25% гостиниц работают без регистрации, а половина экскурсий проводится неофициальными гидами.
Крупные отрасли региона, напротив, остаются устойчивыми к теневым схемам. Юлия Стародумова выделяет добывающий сектор, металлургию и химическую промышленность как «белые» зоны, где строгий контроль и масштаб бизнеса минимизируют уход в тень. Также лишь порядка 10% малых производств работают в тени — мебельные, швейные цеха, лесопилки.
Налоги в минусе
По словам Михаила Городилова, зарубежные исследования подтверждают, что и в других странах, например в Великобритании, ситуация с теневым сектором обстоит примерно так же. Те же отрасли, в частности строительство, относятся к числу секторов экономики с традиционно «искусственно минимальным налогообложением», что связано с теневыми операциями.
«Это обусловлено особенностями рынка труда в отраслях, которым свойственна нестабильность, подверженность макроэкономическим шокам, резким скачкам спроса и т. д.», — говорит экономист.
По мнению экспертов, ключевым негативным следствием теневого сектора являются недополученные доходы бюджета. Кирилл Лысенко отмечает, что теневая экономика наносит ущерб, лишая государство налоговых поступлений. Это ограничивает вложения в социальную и экономическую инфраструктуру, тормозя долгосрочный рост. Легальному бизнесу при этом сложнее конкурировать с теневыми игроками из-за разницы в издержках, что сдерживает развитие перспективных предприятий.

Социальные издержки также значительны. Александр Шепелев подчёркивает, что работники теневого сектора сталкиваются с отсутствием правовой защиты, «серыми» зарплатами без пенсионных отчислений и трудностями с кредитованием. Это снижает их экономическую стабильность и косвенно влияет на потребительский спрос. В регионах Юга России и Северного Кавказа этот эффект особенно заметен, отмечает Кирилл Лысенко. Например, представители Госсовета Республики Крым оценивают долю теневой экономики региона в 25—35% от ВРП. При этом в Пермском крае влияние теневого сектора эксперт оценивает как ограниченное.
Однако аналитик «Цифра брокер» Кирилл Климентьев отмечает, что, при всех негативных эффектах, теневой сектор имеет и позитивный: в кризисные периоды он даёт людям рабочие места.
Говоря о прогнозе на 2025 год, Кирилл Лысенко ожидает снижения роста неформальной занятости из-за дефицита кадров, роста зарплат и жёсткой монетарной политики. Малый бизнес, по его мнению, будет терять конкурентоспособность в борьбе за работников, а риски замедления экономики усилят давление на теневой сектор. Александр Шепелев косвенно поддерживает это мнение, связывая масштабы теневой активности с налоговым давлением и регулированием, которые в условиях ужесточения могут подтолкнуть к большей прозрачности или, наоборот, к новым схемам ухода в тень.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.