Свинья на пермском «троне»
Без упоминания паблик-арта и музыки Генри Пёрселла в Перми не обходится даже драматический театр
Афиша «Ричарда III» — первой премьеры сезона в Театре-Театре — многое говорит о спектакле. Красующийся на ней клыкастый свин, разодетый в костюм вельможи, вполне отражает отношение авторов спектакля к своему герою, а красно-чёрный колорит афиши открытым текстом утверждает: в новом сезоне классики по-прежнему будут «краснеть» за пермские постановки их произведений. Иными словами, театр верен взятому курсу на современное прочтение самых расклассических произведений драматургии — и литературы вообще.
Алексей Гущин
Неудивительно, что никакого исторического антуража в «Ричарде III» нет — сцена представляет собой абсолютно пустой дощатый помост, единственным украшением которого является чучело чёрного кабана на авансцене. Никакой действенной роли у него нет — просто символ. Режиссёр спектакля (он же — автор сценографии) молодой немец Андреас Мерц — приверженец минималистической эстетики, что показал уже своей первой пермской постановкой — «Согласный/Несогласный» по Брехту.
Супруга режиссёра Екатерина Райкова-Мерц, которая адаптировала пьесу Шекспира для постановки, несколько сократила перечень действующих лиц, и оставшиеся стали особенно выпуклыми: и лорд Хэйстингс (Владимир Гинзбург), и Ричард Рэтклиф (Александр Сизиков), и король Эдвард IV (Илья Линович), и лорд Риверс (Михаил Орлов), и даже мимолётный герцог Кларенс (Дмитрий Васёв) — все они вполне личности. Кстати, Орлов и Васёв пробовались на роль Ричарда, и было бы любопытно видеть этих самобытных актёров в заглавной роли спектакля. Могло бы быть три совершенно разных Ричарда, но режиссёр предпочёл отдать роль Михаилу Чуднову, с которым уже сработался на спектакле по Брехту.
Забавно решена роль герцога Бакингема. Его играет Наталья Макарова, причём не мужчину играет (хотя, думается, могла бы), а вполне даже женственную женщину по фамилии Бакингем. Это оригинальное решение полностью меняет мотивировки персонажа: у Шекспира герцог помогает Ричарду, потому что глуповат и не просчитывает последствий, а у Мерца честолюбивая дамочка имеет на будущего короля виды. Появление женщины в роли одного из заговорщиков резко осовременивает действие: у Шекспира женщины в исторических хрониках — не субъекты, а объекты, не действительные, а страдательные персонажи, но ведь речь здесь, очевидно, идёт не о шекспировских временах. А в наши дни женщины-политики, женщины-интриганки вполне уместны.
Превращение Бакингема в женщину — одна из самых интересных и, думается, удачных находок режиссёра. Не говоря уже о том, что Наталья Макарова просто украшает спектакль — даже одним своим присутствием.
Нельзя не упомянуть и Лидию Аникееву в роли королевы Елизаветы. Разумеется, народная артистка РФ играет на достойном себя уровне, но античный пафос, с которым она произносит свой финальный монолог, никак не монтируется с безумием героя Чуднова. Они словно из разных спектаклей.
Прелестный вокал Ирины Максимкиной обращён к королю, но он всё равно его не оценит
Алексей Гущин
Главный герой достоин особого разговора. Михаил Чуднов признаётся, что мечтал о роли Ричарда, и чувствуется, что перед зрителем — «сбыча мечт». Наверное, он за время спектакля худеет — такая безумная энергия прёт со сцены. Этот актёрский драйв, единый нерв, на котором играется огромная роль, не могут не впечатлить, и зрители поневоле попадают под влияние актёрской харизмы Чуднова. Однако нужно всё же признать, что краска, которой он рисует своего героя, хоть и густая, но всего одна.
Разборки с врагами и объяснение с девушкой — всё одним тоном, с одинаковым накалом. Объяснение с леди Анной (Ирина Максимкина) — это кавалерийская атака, а не сапёрский подкоп, как следовало бы. В спектакле получается, что Ричард завоёвывает Анну нахрапом, а не лестью и хитростью, как у Шекспира. Диву даёшься: чего вдруг она сдалась?
Столь же неубедителен знаменитый финал, но это уже режиссёрская недоработка. Понятно, что в современном театре никто не будет устраивать на сцене масштабных сражений, но надо как-то объяснить, что же произошло. А тут герой предлагает «корону за коня» и тихонько исчезает за сценой. Видно, не придумалось ничего внятного и эффектного для финала...
Впрочем, не сюжет, а время и место — главные «фишки» пермского «Ричарда». Слово «пермский» здесь относится не только к расположению театра, но и к смыслам постановки. Она настолько пермская, что хочется сказать — «про Пермь».
В программке сказано: «Пьеса Уильяма Шекспира, музыка Генри Пёрселла». Пёрселл на 100 лет моложе Шекспира, но всё же жил в том самом XVII веке, начало которого ещё застал великий драматург, поэтому его музыка могла бы взять на себя роль носителя исторического антуража. Однако её функция здесь гораздо шире.
Это не просто Пёрселл: исполняются коронные фрагменты из репертуара Пермского театра оперы и балета, оркестра MusicAeterna и Теодора Курентзиса. На протяжении спектакля трижды звучит ария Дидоны из «Дидоны и Энея». Конечно, после Симоны Кермес и Анны Прохаски у Курентзиса, а также Яны Иваниловой, которая пела Дидону в постановке Дмитрия Волосникова (тоже пермской), скромный вокал драматической актрисы Екатерины Пискажевой, мягко говоря, не звучит, и возникает недоумение: «С чего им так далась Дидона?»
Однако наступает второе действие, и всё становится понятно. Ричард здесь — король, и у него есть трон. В этом качестве на сцене появляется маленькая искажённая копия «Пермских ворот» Николая Полисского, в просторечии именуемых «табуреткой» или «поленницей». Как только Ричард восседает на «трон», музыка превращается в элемент пермского культурного антуража, тем более что появляется Ирина Максимкина, поющая ту же арию Дидоны, но в очень стильной джазовой обработке (музыкальный руководитель театра Татьяна Виноградова проделала замечательную работу).
«Так это Пермь!» — так и хочется воскликнуть, тем более что Ричард-Чуднов, отправляя в заключение опостылевшую жену, вдруг переходит от высокого шекспировского слога к языку пермского гопничества: «Ты чё? Чё ты? Чё тебе надо? Ну-ка, пошла отсюда!»
Разумеется, отсылки к пермской культурной ситуации будут по-всякому трактоваться дотошной публикой, но вряд ли стоит искать в сюжете пьесы какие-то прямые аналогии с пермской ситуацией. Скорее, речь идёт о том, что «вневременность» сюжета распространяется на все локации — большие и малые.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.