«Небесное проклятие» Архиерейского кладбища

Многие десятилетия Пермь остаётся «проклятым городом», в котором подвергается глумлению историческая память, где над могилами выдающихся предков по-прежнему находятся клетки с дикими зверями. Кажется, переезд Пермского зоопарка — дело уже решённое, и в обозримом будущем освободится территория, на которой находилось старое Архиерейское кладбище. И пусть по поводу нового места для зоопарка идут споры. Главное — пермские власти взялись, наконец, за исправление рокового решения «политики в области культуры», принятого в 1930 году. Однако говорить, что историческая справедливость восторжествовала, преждевременно. Всё зависит от ответа на вопрос, какова дальнейшая судьба этого лакомого кусочка земли в самом центре города и с замечательным видом на Каму.

Пока не различимы в плотном тумане грядущего контуры нового пермского аэропорта или художественной галереи. И поэтому несколько странно видеть в актуальной повестке дня тему зоопарка, казалось бы, не самого первоочередного из множества нашумевших «больших проектов». Ведь в отличие от авиакомпании Lufthansa, чёрноклювый тукан и ястреб-перепелятник никуда не улетят из своих клеток. Но пермский «гордиев узел» накопившихся проблем так хитро закручен, что, потянув за зоосад, вытащишь ниточку и к галерее, и к аэропорту.

Собственно, зоосад или «Уголок живой природы» являлся в 1920-е, так сказать, развлекательной частью Пермского краеведческого музея и художественной галереи. Примерно как развлекательные полёты на самолёте «Все в Авиахим» (немецком, к слову), что время от времени залетал в хиревшую под началом Свердловска Пермь.

Вот и в марте 1927 года состоялось «крещение в воздухе 40 пермчан», как отчитался столичный пропагандист Леонид Полярный. Оглядев Пермь, он изрёк: «Странный город, весь в контрастах».

Летающая агиткоманда едва покинула «странный город», как состоялось официальное открытие зоосада.

Несколько строчек на сайте Пермского зоопарка дают представление о контрастах здешней культуры: «Надлежащих условий для содержания животных в то время не было, поэтому большинство животных погибало. Так, в 1928 году поступило 378 экземпляров, умерло — 189, да 28 было похищено посетителями».

Обыватели ещё обсуждали воздушные крещения, а на Архиерейском кладбище прошло последнее отпевание. В апреле 1923 года здесь похоронили профессора Пермского университета Александра Генкеля. Его имя стало не только последним, но и одним из двух самых важных для потомков (вместе с И. И. Любимовым, отцом-основателем Березников) среди высеченных на надгробиях главного пермского некрополя.

Усилиями петербуржца Генкеля на посту председателя комиссии по районированию Коми-Пермяцкий округ не отошёл к Коми АССР, а Кунгурский уезд не был присоединён к Красноуфимску, но, наоборот, получил Суксун и Чернушку.

За два года до Генкеля на Архиерейском кладбище был погребён другой профессор Пермского университета, выдающийся физиолог Бронислав Вериго. Остальные светила науки покинули первый уральский университет в 1920-е годы подобру-поздорову. Через некоторое время он стал именоваться Вторым Уральским университетом (№1 перешёл к Свердловску).

Эпохе нужны были совсем иные преподаватели. И они прибыли в 1930 году из Ленинградской военно-технической школы (будущей Военно-космической академии им. А. Ф. Можайского). В здании духовной семинарии открылась Третья военная школа авиамехаников. Третья в стране, что значило тогда больше перспектив, чем мог дать «вечно второй» уральский университет. Одним из первых её выпускников стал легендарный ас, трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин.

Авиашкола потеснила зоосад. Были планы перевезти его на Егошиху, но победило пермское крохоборство, и транспортные расходы свели к минимуму, передвинув клетки на пару сотен метров — на Архиерейское кладбище.

Пермский горсовет принял 21 июля 1930 года два важных решения: выделить на Бахаревке землю под аэродром и передать кладбище зоосаду. Через год курсанты-авиаторы играючи раскорчевали старые надгробия. Под этот «авианалёт» попали и могилы двух советских профессоров и героя Гражданской войны И. С. Сухобруса.

Жизнь зоосада после разгрома кладбища ещё долго не налаживалась. Вплоть до 1960-х Пермский зоопарк вынужденно гастролировал по колхозным рынкам и российским городам, словно цирк шапито.

Геополитические усилия профессора Генкеля фактически обнулились, и в 1934 году Пермь стала заурядным райцентром Свердловской области. Когда через пять лет появилась Пермская область, её границы во многих интересных местах отошли от Уральского хребта. Чуть позже «отрезались» верховья Печоры.

Курсанты авиашколы словно наслали проклятие на пермское небо. Главные воздушные трассы обходили Пермь стороной. Приличный аэровокзал долго не появлялся, зато имевшийся очень быстро устарел. Авиакомпания «Пермские авиалинии» бесславно закончила свою короткую историю, так же как и аэропорт Березников. Исчезли оба военно-авиационных училища, ВАТУ и ВМАТУ (затем — ВКИУ). Его переход на ракетную тему был откровенно от лукавого. Размещение ядерной дивизии в самом обжитом районе края закрыло Пермь и Прикамье для страны (но не для шпионов, конечно). Пришлось потратить много усилий, разъясняя всем разницу между Пермью и Пензой.

Что ж, за грехи прошлого несколько поколений пермяков заплатили серьёзную цену упущенными возможностями. Пора очистить клеймо осквернителей отеческих могил. Но вот вопрос — что будет дальше, когда зоопарк наконец оставит в покое главнейший пермский некрополь?

«Некрополь Пермского Спасо-Преображенского кафедрального собора» — так называется книга, выпущенная в прошлом году известным краеведом Е. П. Субботиным. Это почти исчерпывающий список захоронений общим числом 478. Сведения, собранные в книге, приводят к интересным открытиям.

Оказывается, могилы священнослужителей и членов их семей занимали менее пятой части Архиерейского кладбища. Подавляющее же большинство захоронений — свыше 60% — принадлежали даже не сколь-нибудь знаменитым горожанам, а чиновникам третьего-четвёртого эшелона, купцам средней и мелкой руки, мещанам, а то и крестьянам.

В книге приводится текст царского указа от 4 декабря 1910 года, адресованного Пермской епархии, в котором чётко оговариваются правила погребения в церковных оградах: «Погребение кого бы то ни было в оградах церквей городских не может быть допускаемо» (указ Святейшего Синода от 1833 года). Таким образом, все погребения после этого указа, а таковые на Архиерейском кладбище преобладают, можно считать незаконными.

Правда, указ разрешал хоронить в оградах церквей заводских и деревенских, но лишь с особого разрешения Епархиального начальства и лишь в трёх случаях: священников (члены семей указом не упомянуты); мирян «по особо уважительным причинам, как-то создавшим храм своим иждивением или обеспечивающим содержание притча», но сколь возможно реже; и наконец... на коммерческой основе «известных прихожан» и детей священников (!), по особому разрешению и со взносом не менее 200 рублей в заводах и 100 рублей в сёлах.

Огромная доля погребений, которые трудно отнести к первому и второму пунктам, означает, что Архиерейское кладбище было до революции 1917 года успешным коммерческим (и не вполне законным) предприятием, получавшим за могилы крупные суммы (200 рублей — это две-три приличных месячных зарплаты того времени).

Очевидно, что соображения дохода преобладали над всеми правилами и даже царскими указами. Иначе как соотнести обязательное условие «жития благозаконного и кончины непостыдной» с захоронением в соборной ограде купца А. П. Эскина, зарезавшего в приступе помешательства собственную жену, сестру, а затем и самого себя. В итоге жертвы и их убийца-самоубийца похоронены рядом.

По самым скромным подсчётам, «коммерческие могилы» на Архиерейском кладбище дали Пермской епархии не менее 60 тыс. руб. золотом (около 300 захоронений). Для сравнения — в 1908 году Пермское земство купило санаторий в Алупке за 43 тыс. руб.

Поток «могильных денег» никак не влиял на состояние кладбища, за которым почти не велось никакого ухода. Архиепископ Пермский и Соликамский Андроник, приняв в 1914 году епархию, был вынужден выпустить специальное обращение к пермякам: «Могилы понаделаны в беспорядке. Памятники стоят, покренившись, а некоторые и вовсе разбросаны на отдельные части. Кресты подгнили и покривились, а некоторые и вовсе разрушились... Многое и другое на кладбище приводит жалость к месту упокоения предков».

Выходит, что ещё за 20 лет до «красноармейской атаки на усыпальницы» Архиерейское кладбище пребывало в довольно запущенном, полуразрушенном состоянии, при всём многообразии развитой приходской деятельности и поголовном вовлечении населения в церковную сферу.

Пермское епархиальное управление Русской православной церкви озвучило желание выкупить землю бывшего Архиерейского кладбища и создать там парк с мемориальным некрополем. Возникает вопрос: что это будет за мемориал? Если поимённый список увековеченных будет определяться в Пермской епархии РПЦ, найдётся ли в нём место сыну лютеранского пастора Фёдору Христофоровичу Гралю, католикам Александру-Паулю Генкелю и Брониславу Вериго?

Есть большие опасения, что в современных условиях, когда финансовые и организационные возможности Пермской епархии объективно ниже, чем до революции, Архиерейское кладбище просто не возродить, даже в виде мемориала. По крайней мере, без существенного участия меценатов и муниципального бюджета.

Жители Перми, очнувшись от беспамятства, должны увековечить для потомков не длинный список церковных лиц (это внутрикорпоративное дело Пермской епархии), а действительно важных для истории города и края персоналий, безотносительно к их вероисповеданию. Это, конечно, если возрождать память. А вспомнив, найти затерянные где-то честь и нравственное достоинство. А вовсе не оживлять старинные коммерческие традиции «элитного» пермского некрополя.