«С помощью искусства можно почувствовать себя частью большого мира»
Дизайнер и художник Александр Кошелев — о том, как творчество помогает исследовать эмоции, и о свободе от одобрения общества
Справка
В профессии: с 2002 года.
Образование: Два диплома — кафедры дизайна ПГТУ и Пермского художественного колледжа по специальности «Дизайн».
Достижения: Принимал участие во многих выставках, из которых три — персональные. Реализовал совместные проекты с Центром городской культуры, Музеем современного искусства Permm, в данный момент делает инсталляцию в Пермской художественной галерее. Участвовал в выставках Союза художников России по линии плаката. С 2013 года преподает в школе дизайна «Точка».
— Александр, вы дизайнер по основному образованию. Как и почему вы стали художником?
— Дизайн не предполагает выражения душевных переживаний. Это профессия, которая должна решать конкретные прикладные задачи. Примерно до 2016 года у меня был период, когда я пытался при помощи дизайнерских произведений выражать моё внутреннее состояние. Но скоро я понял, что для меня будет лучше разделить работу на условно интеллектуальную и в большей степени эмоциональную. Благодаря этому разделению в моей жизни появилось искусство. Сначала было страшно из-за того, что всё, что я делаю, — вторично, неуникально. Постепенно я забил на эти страхи и просто рисовал, создавал объекты и работал с текстом. Постепенно вторичные вещи закончились, и у меня сформировался свой стиль, появились главные темы, основная — выражение эмоций.
— Вы придумали для себя новое художественное направление — «лирический концептуализм», что это такое?
— Это направление, которое я сам для себя придумал и в рамках которого существую как художник. Говоря просто, оно про эмоции и их выражение с помощью искусства. Я стараюсь сужать количество выразительных средств. Несколько красок — в живописи. Ограниченное количество предметов — в инсталляции. Главная задача состоит в том, чтобы понять, что со мной происходит в данный момент и как я могу выразить это визуально.
Лаконичность изобразительных средств создаёт узкие рамки для восприятия. Попав в них, каждый зритель может понять, о чём моя работа. Для меня важно, чтобы зритель фокусировался не только на той или иной моей работе, но и на своих эмоциях. Такая внимательность к себе делает каждого моим соавтором.
— Попробуйте объяснить на примере одной работы, как правильно её понимать.
— Вот, например, «Художник и обстоятельства». На ней, собственно, художник, он рисует совсем не то, что видит. Эмоция в целом очень тревожная. Но она как бы отделена от художника, он ещё не знает, какая она. Герой лишь пытается интерпретировать, что он видит, и таким образом понять, что за эмоция внутри него. Примерно так же действую и я. Во время пленэра я пытаюсь выразить моё внутреннее состояние через выбор объекта, через текст (очень люблю внедрять текст в рисунок). Пленэр у меня — это время для себя. В одиночестве я даю себе возможность замечать все эмоции внутри меня. Это способ замедлиться и увидеть то, что внутри задавлено и что требует выражения, осознать это. Поэтому пленэр — это ещё и способ терапии, освобождения от того, что вытеснено, что могло бы в будущем стать причиной тревоги или привести к каким-то другим последствиям. «Лирический концептуализм» я назвал бы поддерживающей творческой терапией.
— Искусство помогает вам осознавать и исследовать вашу эмоциональную жизнь. Какой в этом интерес для зрителей?
— Зрители разное говорят. Как правило, все чувствуют эмоциональный посыл, заложенный в той или иной картине, но по-разному его интерпретируют. Многие вспоминают истории из своей жизни, выдают свои ассоциации. Я знаю об этом, потому что вёл экскурсии на своих выставках. Во время них многим хотелось поделиться впечатлениями по поводу увиденного. Никто не жаловался на то, что возникает поток неприятных эмоций, с которым нелегко справиться. Наоборот: у всех запускался механизм рефлексирования.
Думаю, интерес у зрителя вызывает та работа, в которой есть недосказанность и место для размышления. Когда в работе всё понятно, завершено, сказано — зрителю в ней нет места, он остаётся за её пределами. Гораздо интереснее создать систему образов, которая позволит художнику и зрителю взаимодействовать, жонглировать ассоциациями.
— Как вы заинтересовались темой вытеснения переживаний и темой бессознательного вообще?
— Я очень много вытеснил, и в какой-то момент мне стало интересно, куда. Мне кажется, что это достаточно распространённый интерес. Сейчас многие открыли психотерапию как средство от тех или иных проблем. Кстати, бессознательное — это далеко не абсолютная величина. Да, Фрейд впервые о нём рассказал, но далеко не все школы психотерапии, появившиеся после Фрейда, работают именно с бессознательным.
Что касается меня, то я обращаюсь вовсе не к бессознательному, я пытаюсь распознать, что конкретно я переживаю, и задаюсь вопросом, как могу придать этому форму. Бывает, что какое-то переживание внутри свербит и не даёт покоя, из-за этого в жизни начинается кризис. И я пытаюсь определить, что это и почему не даёт мне спать.
Разумеется, речь идёт далеко не обо всех переживаниях. Например, если внутри есть радость, то её совсем не хочется из себя извлекать. Наоборот, её хочется в себе аккумулировать. Но когда появляется внутреннее желание, которое не реализуется, или страх… Вот такое я пытаюсь фиксировать с помощью картинок и часто узнаю: ага, сейчас мне, оказывается, хочется вот этого. Бывает так, что я спонтанно рисую и только спустя длительное время понимаю, про что это всё было.
— Принято считать, что до двух лет все дети воспринимают окружающий мир как продолжение и отражение себя. Вы чувствуете себя в позиции ребёнка по отношению к тому, что вокруг?
— Да, это проблема взросления. Нарциссическая позиция по отношению к миру предполагает, что есть некие правила, которые нужно выполнять, и тогда Вселенная всегда будет на твоей стороне. Очень соблазнительно всю жизнь считать себя центром Вселенной. Это удобно. Но если вовремя не отказаться от такой позиции, то будет много разочарований. Моя цель состоит в том, чтобы почувствовать себя частью большого мира. В том числе при помощи искусства. Мне ближе принцип заурядности. Я не особенный, я обычный. Эта позиция не всегда приятна. Но она честная и адекватная.
— То есть вам не близка позиция, предполагающая, что художник — это тот, кто имеет право серьёзно относиться к себе?
— У меня был период очень «серьёзного» искусства. Я как художник вёл себя довольно навязчиво, мне казалось, что я всем нужен и интересен. Я приглашал всех на мои выставки, присылал посмотреть работы… Сейчас мне кажется, что это был апофеоз нарциссического самолюбования. Мне казалось, что творческое начало во мне другим может быть так же интересно, как мне самому. Оказалось, что это не так. Это печально, но это правда.
Сейчас я пытаюсь совсем иначе действовать. А именно: просто делать то, что считаю нужным, не рассчитывая на внимание. Парадокс состоит в том, что меня стали намного чаще звать в проекты, чем тогда, когда я всем говорил, какой я замечательный художник.
— Вы очень любите документировать отдельную жизнь ваших произведений. Зачем вам это нужно?
— Чтобы у меня были «контрольные точки», чтобы можно было понять, как я изменился. Например, у меня есть такая обязательная вещь, как дневник выставки. С моей самой первой выставки я веду записи о том, как и что было, что я придумал, кто пришёл или не пришёл. Если понимаешь, откуда всё началось, то примерно понимаешь, куда всё дальше идёт.
— Куда всё дальше идёт?
— Сложно сказать. Главное, что я понял благодаря этим записям, состоит в том, что мне самому интересно быть художником вне зависимости от того, интересно это кому-то ещё или нет. И от этого у меня с каждым новым проектом всё больше и больше свободы, которую я понимаю как независимость от статуса и имиджа художника в глазах других. Со временем всё более важной становится творческая самореализация как таковая. А если зовут в проект или на выставку, то это приятный бонус, не более того. Мне приятно, что именно искусство помогло мне так сильно не зависеть от одобрения. Кто-то, возможно, научается этому в 10 лет, кто-то никогда, кто-то, как я, в 35 лет.
— Вы часто прежде упоминали про интуитивный пленэр. Что это такое?
— Это реакция на события, на мир вокруг, на эмоции внутри меня. Формально она может быть абсолютно бессобытийной и проявлять себя исключительно как энергия, которая заставляет меня пойти и что-то порисовать. Часто для меня оказывается сюрпризом моё состояние. Например, у меня полно творческих планов, а на пленэре выясняется, что они меня больше не интересуют. Чтобы не остаться в растерянности с открытым в себе, я рисую какую-нибудь картинку на эту тему. Благодаря этому происходит освобождение, и я уже могу быть не в плену состояния, а разбираться, что мне дальше с этим делать.
— Сейчас у вас какой творческий период?
— Сейчас период анализа. Это связано с тем, что я прошёл образовательный курс, посвящённый подготовке гештальт-терапевтов. Мне дали много инструментов для того, чтобы распознавать и анализировать эмоции, психологические состояния. Раньше я делал это интуитивно, сейчас у меня есть конкретные инструменты для того, как действовать.
— Какие эмоции для вас самые удивительные?
— Восторг и возмущение. Восторг — это радость, которой человек готов делиться с другими. Мне знакома радость, которую накопил и держишь в себе, а восторг — это что-то искромётное, когда человек не осознаёт, что он отдаёт, настолько у него этого много. А возмущение — это про то, что мне что-то надо, и мне этого не дают, и я знаю, у кого это получить, и требую, требую… В общем, возмущение — это про отношения. Мне любопытно эту эмоцию поисследовать.
— Как думаете, какие эмоции — самые табуированные в нашей культуре?
— Таковыми мне кажутся все эмоции, связанные с активностью, энергией: гнев, возбуждение, возмущение. Человек, живущий в нашей культуре, — как пружина, постоянно испытывающая сжатие: не шумите, не жалуйтесь, терпите, постоянно радуйтесь и носите маски. Наша культура — культура фрустрации.
— Сейчас над чем работаете?
— Сейчас я занялся музыкой. Я и так ей занимался, являясь участником проекта 3000К. До карантина мы выступали на Дягилевском фестивале, на фестивале Seasons, несколько раз — в Музее современного искусства PERMM. Но сейчас я решил организовать совсем другой, гораздо более суровый и более индивидуальный музыкальный проект.
В искусстве я снова занялся графикой. Сейчас работаю над серией «Сашины животные», это графика в формате альбома, созданного по рассказам чердынского таксиста. Помимо этого я много занимаюсь дизайном: сделал несколько детских и взрослых выставок. В экспозиции одной из них, в Детском музейном центре, проходит это интервью. Этот проект мы делали всё лето, и мне он очень важен. Скоро приступлю к созданию инсталляции в Пермской художественной галерее, чтобы зритель мог оказаться внутри одной из моих работ.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.