«Благотворительность — возможность удовлетворить свою потребность помогать другим и быть хорошим»
Основательница дневного центра помощи для людей в беде «Территория передышки» Анна Фадеева — о том, зачем нужна благотворительность и каково в ней место женщины
С 13 марта по 2 апреля в Перми состоится благотворительный фестиваль «Женское лицо» (6+). Центральным событием станет выставка о семи женщинах и красоте их добрых дел. Их имена неразрывно связаны с идеями взаимопомощи и участия: женщины помогают детям, пожилым, людям в кризисных ситуациях, бездомным животным, птицам. «Новый компаньон» публикует интервью с тремя из семи героинь: Светланой Алексеевой, Анной Фадеевой, Галей Море.
Анна Фадеева
Ангелина Трушникова
— Начну, наверное, с не самой очевидной темы. Сейчас все зависают в Clubhouse, и вот недавно видела комнату «Что такое благотворительность и зачем она нужна?». Ты бы как на такой вопрос ответила?
— По образованию я экономист, и с этой точки зрения могу сказать, что государство не может реагировать на все потребности разных уязвимых групп и будет покрывать только минимальный уровень их потребностей. А со временем мир становится сложнее и потребности людей тоже, даже появился такой специальный термин — люди со множественными уязвимостями. То есть нельзя сказать, что человек в беде относится только к пожилым, или только бездомным, только к людям с ДЦП и т.д.
— Вы же себя как раз позиционируете дневным центром для «людей в беде».
— Да, для людей со множественными уязвимостями. И так как мир становится более сложным, негосударственные организации могут реагировать быстрее на ситуацию, чем государство. Например, во время пандемии очень быстро изменились проблемы людей. Мы работаем с государственным приютом для бездомных, у них есть финансирование, которое рассчитывается как минимум на год вперед. Если вносят изменения — нужно ждать несколько месяцев. В период пандемии там заболело несколько человек и им немедленно нужны были лекарства. Приют попробовал запросить дополнительное финансирование, но им сказали, что деньги придут через несколько месяцев. Тогда и включаются благотворительные организации.
В то же время, с экономической точки зрения, у нас как у индивидов есть потребность быть хорошими и помогать другим. Это в нас заложено, мы не можем сказать, что занимаемся благотворительностью исключительно для других. Благотворительность — возможность удовлетворить эту потребность.
— Читала, что ты раньше посвящала все время учебе — и раз, как Форрест Гамп, очнулась после долгого забега. Только он пошел домой, а ты отдавать вещи в детдом. Как думаешь, почему это сработало для тебя так?
— Не знаю. Может быть, это было начало пути в попытке найти дом.
— То есть для тебя дом — это в глобальном смысле…
— Место, в котором ты просто в своей тарелке.
— С этой идеи и началась «Территория передышки»?
— «Территория передышки» получилась случайно. Я была в эмоциональной дыре и встретила знакомую, которая занималась благотворительным магазином. Она говорит: «Давай делать что-нибудь вместе». Мы поговорили и поняли, что нас обеих восхищает «Ночлежка» (благотворительная организация, занятая реабилитацией бездомных людей — прим.) в Питере и тогда она решила спросить у них, как организовать такой центр в Перми.
В «Ночлежке» сказали, что у них другой опыт, так как они работают с 90-х, но мы можем начать раздавать горячее питание на улице, общаться с людьми и так понять, что им на самом деле нужно. Мы договорились с ресторанами и начали раздавать еду на улице. Бездомные люди рассказали, где лучше устраивать такие ужины, стали сами клеить объявления на улице. В итоге моя подруга, с которой мы начинали, съездила на ужины несколько раз и сказала, что это для неё слишком эмоционально тяжело и она больше не будет ездить. Но мы же обо всем уже договорились, начали. Что теперь делать?
Я просто по инерции стала ездить на эти ужины раз в неделю. Вторник вечер — нужно собраться и ехать. Постепенно появились ребята, которым это тоже было интересно, — студенты направления «Социальная работа», для которых это был способ реализации собственной профессиональной миссии. Вместе с другими это стало обретать какой-то смысл. А ещё я поближе познакомилась с теми людьми, которые приходили на ужин. Сначала ты помогаешь абстрактному человеку, но когда ты видишь этих людей постоянно, они подходят, что-то рассказывают, благодарят тебя, то думаешь: «Ничего себе, они такие же, как и я». Хочется сделать для них что-то большее.
— Как у вас появился дом для таких людей?
Ребята из университета начали пытаться консультировать людей, искать им работу, восстанавливать документы. На улице это сложно делать — поговорил с человеком, следующую встречу нужно назначить тоже на улице — ты сам опоздал или он (а у него гораздо больше причин не прийти). Передать сообщение нельзя, люди терялись, все долго двигалось. Мы стали мечтать о таком комфортном месте, где человек чувствовал бы себя безопасно, мог принять душ, привести себя в порядок и после этого работать со специалистом. Примерно в это время мне предложили стать директором общественной организации «Общество развития продуктивных инициатив» — у них увольнялся директор, и организация была открыта к тому, чтобы поменять направление деятельности. Так все счастливым образом сложилось, мы подали заявку на президентский грант. С первого раза выиграли, были в шоке. Это был переломный момент для нас и очень тяжелый.
Сначала я была очень счастлива. Возвращаюсь к ребятам с новостью, они такие: «я на работу устроился», «я собаками занимаюсь», «а ты представляешь, как это будет работать?» Я говорю: «Нет, не представляю». Не было единения, было много страха.
Первые полгода мы не понимали, как это должно работать и кто на такое согласится. Потом мне было страшно, что все пойдет не так — появились какие-то иррациональные страхи. Например, если кто-то звонил ночью, мне казалось, что обязательно кто-то проник в центр и сейчас всех арестуют.
— Вы не думали добавить ночное отделение?
— Мы об этом думаем. Но и сейчас уже при необходимости селим людей в хостелы и оплачиваем съемное жилье.
— К вам больше приходят людей в какой беде? Именно бездомные?
— В основном бездомные люди или люди с риском оказаться на улице.
— Больше женщины или мужчины?
— Недавно мы начали вести электронный журнал услуг, и по статистике видим, что за январь к нам обратились всего 13% женщин.
— Почему так?
— Это большая мистика, почему традиционно за помощью в сервисы для бездомных людей больше обращаются мужчины. Считается, что у женщин больше разных социальных связей и они раньше начинают делиться проблемами с родственниками или друзьями. Мужчины больше держат в себе, есть стереотип, что они должны решать все проблемы сами, поэтому они приходят за помощью в самой-самой крайней ситуации, часто когда уже остались в полном одиночестве.
Всё это приводит к обратной ситуации: места для людей в беде становятся более «мужскими», сама среда становится такой. Женщина в трудной ситуации (чаще всего она еще жертва насилия) не пойдет в такой центр — это как вторичная травма для нее. Не раз видела, когда приходит молодая женщина, все на нее смотрят и она теряется, начинает говорить шепотом с соцработником. Даже у нас, в месте, которое позиционирует себя как безопасное и комфортное, женщине становится не совсем безопасно. Поэтому с февраля мы ввели женский день и каждую субботу работаем только с женщинами. Это наш эксперимент. Только начинаем, пока приходят 4-5 человек.
— У вас планируется еще специальное событие к 8 марта?
— Семь женщин пойдут в салон красоты, с ними будут работать профессиональные стилисты, а потом у них будет фотосессия. Для мужчин тоже хотим сделать отдельный день в барбершопе.
— Какой был эффект от такого женского дня в прошлый раз?
— Это история про заботу о себе. Если люди все время думают о проблемах, то это возможность переключиться, посмеяться. Просто взглянуть на себя по-новому.
— Как ты для себя определяешь, что такое женственность? Если уж мы говорим про женские лица, то есть стереотип, что женщины все такие жертвенные, всем помогают, всегда добрые.
— Когда мы готовили женский день, одна сотрудница написала текст о том, что «с помощью магии косметики любая женщина может быть достойна восхищения и уважения». По-моему, это очень обидно для женщин. Для меня быть женщиной — быть тем, кем ты хочешь. С макияжем или нет, с детьми или без, замужем или нет. Я вообще не чувствую большой разницы между мужчинами и женщинами.
— У тебя же были очень интересные эксперименты с имиджем. Я помню и синие волосы, и очень короткую стрижку. Эти трансформации как-то изменили представление о себе как о женщине?
— Я довольно рано оказалась в активистской среде, лет в 15-16. Там обычно не принято делать различия между мужчинами и женщинами, дарить цветы, делать комплименты. Я много лет встречалась с парнями, которые никогда не говорили, красива ли я. Им было важно, какой я соратник, хорошо ли мы вместе делаем какое-то дело. Это было абсолютно естественно. Я не знала, что может быть по-другому. Какое-то время назад я стала встречаться с парнем, для которого привычно говорить, что девушка классно выглядит. Это тоже нормально, это новый опыт для меня, но не скажу, что это что-то сильно изменило в моем отношении к себе как к женщине.
Моя мама пережила рак груди. Тогда я думала, что это очень травматично — лишиться груди. Я поняла, что для меня это важный символ женственности. Сейчас я читаю книжку, там одна девушка меняет пол и удаляет грудь в 40 лет. Всю жизнь она чувствовала себя не в своем теле, и вот теперь для нее это начало новой жизни. Она торжествует! И в то же время она смотрит по телевизору передачу, где девушка с удаленной грудью из-за рака груди переживает это как конец жизни. То есть даже такое, казалось бы, однозначное событие может ощущаться абсолютно по-разному. В поддержку мамы, когда она болела, я решила сбрить волосы и тогда поняла, что для меня волосы тоже были важным символом женственности. Не знаю, смогла бы я снова сделать это — чувствовала себя очень уязвимой тогда. Но зато теперь, когда я знаю историю про грудь, — это могло бы меня поддержать.
— Мы немного начали говорить о стрессовом периоде. В одном интервью читала, что когда ты хотела расслабиться, использовала привычную схему «вечер — бокал вина». Но в какой-то момент это вышло из-под контроля. Как ты реагируешь на сложные дни сейчас?
— Самый острый период прошел, когда было сильно страшно. У меня нет проблем с алкоголем сейчас, но тогда было важно осознать, как что-то берет надо мной верх и начать это контролировать. Потому что мне нравится держать всё под контролем.
— А бывает, что любовь к контролю выходит из-под контроля?
— С одной стороны, чем старше становишься, тем больше понимаешь, что все нельзя контролировать и иногда лучше отпустить, но с другой стороны, это неплохое качество для руководителя. Я не нахожусь в «Территории передышки» все время, учусь доверять коллегам, но в то же время полезно держать руку на пульсе и иногда смотреть на конкретные случаи оказания помощи. У меня не было опыта руководства большими коллективами. Потом мне рассказали, что один человек не может управлять всеми, даже девятью работниками, как у меня. Семь человек — это комфортный предел для управления, поэтому и есть руководители отделов, например. И мы внутри построили структуру, которая помогает мне не спрашивать у каждого, что он делал сегодня.
— Ты в самом начале сказала, что человеку важно чувствовать себя добрым. Но бывает ли у тех, кто занят этим постоянно, какое-то выгорание?
— У соцработников есть шанс «перегреться». Один из наших соцработников так сменил должность в организации, чтобы меньше напрямую работать с клиентами.
— То есть, столкнувшись с этим, можно только отойти в сторону?
— Нужно понимать, что есть такой риск. Нужно заранее знать, какие есть инструменты самопомощи, выстраивать личные границы. Например, не стоит отвечать на рабочие звонки и сообщения после семи вечера или в выходные.
— Но это же люди в беде...
— Да, но у них есть своя голова. У каждого человека есть ответственность за себя. С нового года к нам пришли две новые соцработники. Недавно одна из них рассказывала, как нашла для клиента работу, договорилась дважды о собеседовании. И дважды клиент не пришел на встречу с руководителем. И говорит: «В чём дело? Он же хороший человек». Тогда я спросила: «А почему ты сама за него звонила? Он же мог сделать это сам».
По четвергам — это у нас неприёмный рабочий день — мы разбираем случаи клиентов. Любой соцработник может спросить у коллег, как лучше поддержать своего подопечного. Бывает, что кто-то из социальных работников чувствует, что не справляется или не складываются отношения и тогда он или она может передать своего клиента коллегам.
— У Валерия Панюшкина, который часто пишет о благотворительности, есть свод правил, как не сойти с ума, помогая людям, например, заниматься спортом каждый день или договориться с другом, который в плохом случае отвезет тебя к специалисту. У тебя есть свои правила?
Я в первую очередь советую людям заняться своей жизнью и после семи не брать трубку. Избегать личных отношений с клиентами, не переходить границы, сразу предупреждать об этом. Возвращать людям ответственность за себя. Мне помогают поездки в другие страны, когда на все, чем ты занимаешься, можно посмотреть с другого ракурса и оценить степень своей адекватности.
— Ты узнавала, как то, что ты делаешь, работает в других странах?
— Важная точка — система Housing First, то есть «жилье в первую очередь». Она считается самой эффективной для решения проблемы бездомности — обычно от 75 до 92 человек из 100 сохраняют себе жилье. Я была на конференции «Ночлежки», где московская организация «Каритас» рассказывала, что они собираются попробовать использовать эту систему в России. Я разговаривала об этом с другими организациями и в результате решила напрямую написать в европейскую ассоциацию Europe Housing First Hub. Они сказали, что у них есть курс и обычно он доступен только для членов ассоциации, но раз я первый человек из России, написавший им, они возьмут меня бесплатно. Я прошла этот курс и могу сказать, что система Housing First транслирует совершенно другое отношение к людям. Когда к нам приходит клиент, мы думаем сначала о своих возможностях: можно устроить его в Дом милосердия, найти койку в хостеле, помочь с работой. То есть ты видишь его пять минут и говоришь: «Поедешь работать в приют «Островок надежды»? Просто у тебя мало вариантов. А в Housing First думают только о том, чего сам этот человек хочет. Для этого нужно долго с человеком говорить, нужно дать ему время и свое пространство, чтобы высказаться.
Основная проблема людей на улице — дом, им негде жить. Они не могут работать, если живут на улице. В этой системе людям помогают найти личное отдельное жилье, которое бы их устраивало. Чтобы человек мог повесить на стену фото сына, завести собаку.
Такие организации помогают людям еще и сохранить жилье. Если человек «вылетает» из приюта для бездомных и снова оказывается на улице, скорее всего, он может скоро попасть в психиатрическую клинику, больницу с более тяжелыми травмами, в тюрьму, и государственная система будет нести за него все большее бремя. Поэтому проще помочь таким людям оплачивать жилье и закрепить за ними соцрабоника, который поможет его сохранить и поддержать человека в непростые моменты. Часто у людей со своим жильем автоматически налаживаются отношения с родными, решаются проблемы с алкоголем. Хотелось бы, чтобы у нас была такая возможность.
— Ты хочешь внедрять это в России?
— Я бы хотела попробовать.
— Получается, что главное для человека — дом?
— Получается, да.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.