«Закон без принуждения — как копьё без наконечника»

— Владимир Васильевич, все говорят о том, как негативно повлияла пандемия на экономику и бизнес. По практике вашей работы заметно увеличение количества банкротств?

— Полагаю, этот процесс только начинается. В начальный период пандемии, когда была объявлена самоизоляция, государство приняло ряд мер поддержки граждан и бизнеса. Пусть эти меры были весьма скромными, но многим они позволили удержаться на плаву. Сегодня период поддержки закончился, а кризис никуда не делся. Бизнес остался с ним один на один.

Но самое главное — дело даже не в самой пандемии ковида. Она лишь подчеркнула и обострила все негативные явления в нашей экономике и правовой системе, показала всю их хрупкость и неустойчивость. Ведь мы многие годы говорим о несовершенстве законодательства, которое слабо защищает инвестора и собственника бизнеса. О проблемах правоприменения, когда даже разумные законы на практике не разрешают спорные ситуации, а доводят их до абсурда. Об отсутствии единой трактовки этих законов у различных инстанций, слабом межведомственном взаимодействии. О «перегибах» в процедурах банкротства и так далее.

При этом вроде бы Госдума пачками принимает законы, призванные упорядочить работу бизнеса, защитить его. Создан институт бизнес-омбудсменов, работают общественные организации в сфере бизнеса. Но реальность снова и снова заставляет нас удивляться, каким абсурдом всё это может обернуться на практике.

— Давайте разберёмся подробнее во всех озвученных вами тезисах. Раз уж мы начали с банкротства — о каких «перегибах» в этих делах вы говорите?

— В одном интервью вашему изданию мы с вами уже разбирали многие подводные камни банкротств, в том числе и криминальные проявления в этом процессе. Добавлю, что очень остро сегодня стоит проблема поиска доказательств в делах о банкротстве и рассмотрения их судами.

Так, Верховный суд указал на необходимость «повышенного стандарта доказывания» для кредиторов, желающих войти в реестр требований к должнику. Но сплошь и рядом мы видим, что суды в ходе дел об удовлетворении требований кредиторов очень формально подходят к изучению тех или иных сделок компании-банкрота, анализу аффилированности фирм, участвующих в этих сделках, практике работы с офшорами. Слабо изучаются отношения между партнёрами в бизнесе, причинно-следственные связи, которые привели к банкротству. К примеру, в Перми хорошо помнят, как банк, отказавшись от ранее обозначенных обязательств, «уронил» в банкротство своего партнёра — крупнейшего застройщика региона. Должной правовой оценки этому факту, на мой взгляд, до сих пор не дано.

Что касается поиска доказательств, то в случаях умышленного доведения до банкротства это принципиально. Понятно, что такие доказательства старательно прячутся, а у правоохранительных органов или арбитражных управляющих не всегда хватает сил, ресурсов, а то и желания их старательно добывать. И остаётся только сожалеть, что у нас не получили развития частные детективные агентства. Сегодня этот рынок ограничен разве что поиском доказательств неверности супругов да охраной парковок.

Некоторые шаги в сторону упорядочивания процедуры вроде бы делаются, но до устоявшейся практики далеко. Пример: Конституционный суд ещё в 2012 году вынес постановление №11-П, где указал на допустимость размена единственного, но роскошного жилья должника, переселения его в более скромное жилище и направления разницы в стоимости на погашение требований кредиторов. КС также предписал подготовить для этого соответствующие нормы. Но на практике — те самые «перегибы». Хотя есть уже случаи переселения должников из роскошных особняков в обычные квартиры, единых стандартов в этом вопросе как не было, так и нет. То в суде пытаются признать роскошным жильём 40-метровую квартиру в Ижевске. То, с другой стороны, Минэкономразвития пытается установить норму жилплощади при таких спорах для Москвы раз в 10 выше, чем в других регионах. Хотя непонятно, чем столичный банкрот лучше какого-нибудь ижевского, пермского или курганского.

— Это как раз связано с ещё одной обозначенной вами проблемой — отсутствием единых подходов к законам у различных инстанций, слабом межведомственном взаимодействии?

— Здесь проблема куда шире. В ходе банкротства, да и вообще в сложных экономических спорах, задействовано много участников. Среди них — правоохранительные и контролирующие органы, Росреестр, ФАС, ФССП, суды общей юрисдикции, арбитражный суд и другие. Но порой диву даёшься, как на основании одних и тех же фактов и доказательств разные ведомства приходят к диаметрально противоположным выводам.

Классика жанра: арбитражный суд в двух инстанциях устанавливает фиктивность сделки, но какой-нибудь районный суд, даже уже имея решение арбитража, выносит решение о выплате по этой сделке средств. Доказанные в суде факты подлога и фальсификации документов при такой сделке, в свою очередь, не вызывают никакого интереса у правоохранительных органов, а повлиять на них никто не может. И так далее.

Как практикующий юрист с 30-летним стажем я не могу найти объяснения этим явлениям в рамках правового поля. Но точно понимаю: эта разобщённость позиций по отношению к одним и тем же обстоятельствам не делает более здоровой бизнес-среду. Какие тут могут быть разговоры о защите инвестиций, правах собственников и кредиторов, в целом устойчивости экономики и интересах общества?

— Вы описываете очень тревожные тренды. Но всё же лучше понять их на конкретных примерах. Можете их привести?

— Примеров сколько угодно по всей стране. Но коль скоро мы беседуем с вами в Перми, вот местный пример — история с ООО «БМ». Хотя официально оно пока не признано банкротом, но фактически доведено до этого состояния его руководством.

С «БМ» на протяжении долгих лет связано множество скандалов. Собственно, вся постсоветская история бассейна началась с того, что в начале 2000-х годов Сергей Семёнов «увёл» долю в бассейне у родного отца Геннадия Семёнова, при этом в документах фигурировала подделанная подпись отца.

Возник затяжной спор, который удалось уладить с помощью вхождения в ООО «БМ» с долей 50% фирмы «Консалтинг-Сервис». Эта фирма вложила в «БМ» $2 млн, половина из которых была выплачена в качестве «отступных» Семёнову-старшему. С тех пор «Консалтинг-Сервис» безуспешно пытается воспользоваться своими правами участника общества, хотя бы получить доступ к финансовой отчётности «БМ», чтобы понять экономику предприятия, в которое инвестировал немалые средства. Это первое — к вопросу о защите прав инвестора.

Далее у «БМ» появился второй инвестор — ООО «Пермская финансовая корпорация», выкупившее долг бассейна в размере около 60 млн руб. Насколько мне известно, ПФК сделала это именно в расчёте на развитие бассейна и даже имела соответствующий проект модернизации и бизнес-план.

Погасить долг «БМ» не смог, и в 2018 году через суд ПФК добилась его взыскания через процедуру продажи объекта по начальной стоимости в 145 млн руб. Все эти три года руководство бассейна затягивает продажу, обращаясь с жалобами, судебными исками, открытыми письмами к руководству города и края, требуя бесконечных экспертиз и т. д. На этом фоне регулярно становятся известными факты и попытки перечисления средств общества в пользу членов семьи директора бассейна.

Мотивация контролирующей бассейн семьи Семёновых понятна: они не хотят лишаться источника дохода. Но вызывает изумление, как ловко они используют в своих интересах множество государственных структур, буквально крутят ими как хотят. И с какой покорностью эти структуры отзываются на даже самые абсурдные требования заявителей. И это второе — к вопросу о защите прав кредитора, в данном случае ПФК.

Судя по этой ситуации, вся мощь государства с его судами, правоохранительными и надзорными органами стоит на страже одной семьи, не раз уличённой в неправовых действиях, полностью игнорируя при этом законные права инвесторов и кредиторов. И здесь как раз отражаются те проблемы нашего правоприменения, о которых я говорил выше.

К примеру, арбитражный суд установил факт фальсификации документов, предоставленных по займу, который «БМ» якобы брал у матери директора бассейна Людмилы Лузиной, и отменил сделку. В то же время на основании тех же документов районный суд общей юрисдикции вновь рассматривает историю этого «займа» и в ходе рассмотрения останавливает торги по продаже бассейна. Одновременно полиция закрывает глаза на факт подлога, хотя здесь есть все признаки состава уголовного преступления и подано соответствующее заявление.

Словом, всё как в басне Крылова про лебедя, рака и щуку. Одни обстоятельства — разные подходы и решения. Мне довелось работать ещё в советские времена в прокуратуре, позже в адвокатуре, и я помню, как регулярно проводились коллегии, где создавались единые установки по тем или иным аспектам права. Я далёк от того, чтобы идеализировать советское прошлое, но иные практики, ей-богу, хочется возродить.

— Пример показательный, но ведь это, по сути, корпоративные споры. В чём здесь угроза «здоровью» экономики и интересам общества, о которых вы говорили?

— Про экономику, мне кажется, всё очевидно. Рискованно вкладываться в бизнес-проекты в условиях системы, при которой инвестор, участник общества, кредитор, по сути, не защищены. Ведь та же история с «БМ» показывает: если ты кредитор — ты никто. Если у тебя есть 50%, но нет «своего» директора — ты тоже никто. А если у тебя 50% и «свой» директор — ты можешь делать что угодно и тебе за это ничего не будет.

Что касается интересов общества, тут тоже всё просто. Много лет пермяки с завистью смотрят в сторону Казани или Екатеринбурга, где есть множество бассейнов на разный вкус и кошелёк, и аквапарк, о котором жители Перми давно мечтают. В городе с бассейнами не очень, из крупных — «Олимпия» и «БМ». Три года назад можно было начать реализацию проекта модернизации «БМ», и, скорее всего, сегодня на этом месте уже был бы аквапарк с фитнес-центром, современный центр плавания, в том числе с детскими секциями. Вместо этого мы имеем всё тот же старый бассейн, в котором за 40 лет ничего не изменилось — разве что электронные браслеты ввели. Посещение «БМ» — это экскурсия в советское прошлое, даже хлоркой всё так же пахнет. Во времена работы в адвокатуре я нередко бывал в СИЗО — там пахло точно так же, а сегодня, думаю, пахнет даже лучше…

Пожалуй, уже все понимают абсурдность этой ситуации. Сегодня в городе и крае — новые, молодые, динамичные руководители. Я с оптимизмом наблюдаю, как губернатор Дмитрий Махонин взялся за решение застарелых проблем — с тем же зоопарком, городской электричкой, расселением ветхого жилья. Надеюсь, сдвинется дело и в появлении в Перми аквапарка, тем более что самый очевидный путь — развивать «БМ», где есть понятный инвестор с соответствующими намерениями. Надо просто перестать ущемлять его права.

Ну и самое, наверное, главное. На этом примере мы видим, как можно, оказывается, безнаказанно злоупотреблять законом и правом. Как можно цинично использовать закон и государственные структуры в целях личного обогащения. Помните, как писал Салтыков-Щедрин в «Истории одного города»? «Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не сдерживаемого уздою и не угрожаемого непрерывным представлением о возможности наказания на теле. Однажды возбуждённое, оно сбрасывает с себя всякое иго действительности и начинает рисовать своему обладателю предприятия самые грандиозные». Великий классик, хоть и жил в XIX веке, очень точно описывает, увы, и нашу сегодняшнюю действительность.

И это очень опасный сигнал, который транслируется обществу, в котором доверие к власти, закону и его служителям и так невысоко. Знаменитый социолог и антрополог Гюстав Лебон утверждал: «величие народов зависит главным образом от уровня их нравственности». Во все времена пороки людей одинаковы: алчность, лживость, эгоизм. Поэтому и существуют законы, чтобы бороться с этими пороками. Но закон без принуждения — просто бессмысленный набор слов. Как копьё без наконечника, превращающееся из оружия в кусок дерева, такой закон никого не дисциплинирует.

Безнаказанность плодит тотальную несправедливость, создаёт в обществе атмосферу всеобщего недоверия, апатии и цинизма. Думаю, никому не хочется, чтобы их дети жили в таком обществе.